– А не поздно? Не забывай, святой отец, что на носу весна. Если она в этом году наступит рано, то мы можем и не успеть.
– За неделю полки рязанского князя не успеют уйти далеко и могут вернуться, – пояснил отец Альберт. – А вот через две они отойдут на изрядное расстояние и даже если вернутся, то попадут как раз в весеннюю распутицу. Qui quae vult dicit, quae non audiet[103]. Да ведь ты и сам говорил, что тебе нужно лишь два-три дня, – напомнил епископ.
– Ну, говорил, – смущенно протянул Волквин. – Но о Гернике, а не о Полоцке. Кстати, мы еще не поделили его, – напомнил он.
– Так его все равно придется отдать, – пожал плечами епископ.
– А если нет?
– Тогда… пополам, – решительно произнес отец Альберт. – Как видишь, я тебе постоянно уступаю. Не стыдно тебе грабить нищего служителя бога?
Волквин поднялся, молча смерил взглядом епископа, оставшегося сидеть в своем уютном кресле, и отчеканил, сардонически усмехаясь:
– Нищего слугу – стыдно, а вот тебя – нет.
– Мы разберемся с тобой позже, – почти беззвучно, одними губами прошептал отец Альберт в спину магистру, уходящему из его покоев. – Забыл ты судьбу несчастного Винно фон Рорбаха, как есть забыл. Скажи спасибо рязанскому князю, а то и для тебя нашелся бы еще один Викберт[104].
Он еще немного посидел в кресле, собираясь с мыслями, и даже поежился, подумав о предстоящем путешествии по морозу, под завывание холодного леденящего ветра, от коварных порывов которого не спасают даже теплые меховые шубы.
В такую погоду и впрямь лучше всего сидеть у ярко пылающего камина, попивать подогретое слугами доброе бургундское или, на худой конец, рейнское и неспешно готовить очередную воскресную проповедь для прихожан. Но служба господу включает в себя не только преимущества, но и тяготы, о чем епископ никогда не забывал.
– Поедешь и никуда не денешься, – строго произнес он вслух, обращаясь к самому себе. – К тому же, как знать, возможно, ты сумеешь убедить схизматиков мирно покинуть Кукейнос, чтобы избежать ненужного кровопролития. Ну а если нет…
Он молитвенно сложил руки и произнес:
– Боже, прости их всех, ибо не ведают они, что творят. – И тут же позвонил в колокольчик, передав расторопному служке, чтобы тот немедленно отправлялся за Генрихом.
Писать предстояло много, а глаза епископа уже не видели вблизи так хорошо, как в молодости.
«А может, отказаться от всего этого? – мелькнула предательская мыслишка, но он тут же отогнал ее прочь. – Alea jacta est, как сказал еще великий Цезарь. Жребий и впрямь брошен, так что на сей раз мы не отступим и победим точно так же, как одержал верх над сенатом этот великий язычник».