И говорилось там не только о том, как в самом скором времени через горы перейдет жестокое безбожное племя, кое немедля всей своей мощью ударит по ясам. В ней было и предсказание о том, как тайно, ночью в половецкий стан придут татарские послы и станут уговаривать Данилу Кобяковича откачнуться от ясов. Взамен же они будут сулить множество дорогих подарков. Но верить им нельзя, ибо едва они побьют ясов, как тут же примутся за половцев. И даденное отберут, и чужое, половецкое заодно прихватят. Тут-то Даниле Кобяковичу и смерть придет.
Но главное говорилось в конце грамотки. Сказано там было, что, всей душой болея за своего шурина, князь Константин уговорил могучего шамана, который все это ему предсказал, постараться изменить грядущее. Долго он и его помощники бегали с колотушками, долго стучали в бубен, а у самого толстого из них от натуги даже пошла изо рта кровавая пена, но они сумели кое-что изменить.
Теперь дело только за самим половецким ханом. Если он не поддастся льстивым уговорам послов этого племени, то не произойдет страшная беда, не будет ужасного погрома, да и сам Данила Кобякович останется в живых.
А спустя полгода, по осени, так и произошло. Долго уговаривал хана посол, долго беседовал с ним в юрте. А на рассвете монгол вышел из нее, поднял руки и взмолился, чтобы великое небо услышало его и покарало того, кто кривил душой. Если посол лгал – то его самого, а если он правду сказал – тогда упрямого хана, не желающего прислушаться к голосу разума. Ему же, как послу, главное, чтоб не случилось великого кровопролития между братскими народами. И ушел в свой стан.
А когда солнце оторвало от земли свой нижний край, хан Данила Кобякович уже ничего не мог сказать своим воинам. Вместо этого он беспомощно лежал на кошме и пускал кровавые пузыри, а к вечеру умер. Но оплакивать владыку всех лукоморских половцев было некогда. Надо было немедленно принимать решение.
На сей раз на совет собрались сразу семеро родичей. Вначале их было только шесть, поэтому пришлось приглашать совсем молодого Бачмана, старшего сына Данилы Кобяковича, которому стукнуло только пятнадцать. Семь – число хорошее, священное, семерым верное решение непременно придет на ум.
– Все слышали, как монгольский посол призвал проклятие неба. Получается, что он говорил правду, желая уберечь от кровопролития наш народ. Не прислушался к нему наш старший брат, заупрямился, вот и покарало его небо. Нам же надо поступить поумнее, взять татарские подарки и согласиться отойти от ясов. Что нам они? У нас другие дороги в степи, иные пастбища, – сказал самый старший из братьев, нареченный в честь отца Кобяком.