Тот поморщился, затем с тяжелым вздохом произнес:
– Чего уж тут. Верно сказываешь, брате, – недосуг ныне. Опосля решим.
Оставшись один, Константин тяжело брякнулся на широкую лавку и горько усмехнулся.
– Ну, ты прямо как Ленин, – сказал он сам себе. – Все по тюрьмам да по тюрьмам. К тому же впереди тоже явное повторение ленинского пути светит. И поеду я в Швейцарию, – протянул он и закрыл глаза.
Подумать было о чем. Хотя Швейцарии в этих думах не было. Даже на самом последнем плане.
* * *
И возжелаша князь оный, диаволом томимый, отдати всю Русь пресветлую под гнет тяжкий латинян еретических, но изобличиша онаго в черных ево помыслах князья светлые и упредиша оные. Грамотку же тайную от папы Римского огласиша и вопросиша Константина и не бысть у него ответа, стояша он нем, яко дуб. Князья же, спеша на рать, затвориша онаго в поруб, порешив долю резанца решити опосля.
Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 года.
Издание Российской академии наук. СПб., 1817
* * *
Правду рекли мужи древни умудрены: «О побезах супостатных да не вознесешися никогда ж, ниже величание стяжеши о ратнических победах». Князья же, слово забыв и крест, кой оные целоваша, роту принося, Константина в проруб посадиша, измыслив, якобы он решиша от веры православной отпасти и в латинство перейти, но то бысть лжа голима.
Из Владимирско-Пименовской летописи 1256 года.
Издание Российской академии наук. СПб., 1760
* * *
Что на самом деле произошло в Киеве, сказать со всей определенностью трудно. Академики Ю. А. Потапов и В. И. Мездрик считают, что рязанский князь был бессовестно оклеветан остальными, которые, придравшись якобы к тому, что Константин решил перейти в латинскую веру, заточили его в поруб.
Настораживает только обстоятельство, что произошло это сразу после захвата Прибалтики и многочисленных встреч рязанского князя с латинским духовенством и с датским королем Вальдемаром.
Не исключаю того факта, что он действительно имел с ними переговоры на тему, чем именно они смогут ему помочь (люди, корабли и т. д.), если он поменяет веру. Произошло же это, когда он совсем отчаялся взойти на царство, будучи избранным остальными князьями, то есть мирным путем.
Допускаю, что разговоры о перемене веры Константин затеял исключительно в целях обмана или усыпления бдительности того же епископа Риги Альберта, ведь зачем-то он пришел под Кукейнос и Гернике и, как пишет Генрих Латыш, с мирными целями. То есть выходит, что все эти беседы начались у рязанского князя еще до его нападения на Прибалтику.
Но как бы-то ни было, а нашлись какие-то документы, скорее всего, тайная переписка Константина, попавшая в руки русских князей, которые воспользовались ею в своих целях.