Но тут ему почему-то вспомнились собственные сыновья. «А если бы кто-то из них погиб, да еще так, чтобы я не смог его достойно проводить к высокому небу? – задумался он и тотчас же ответил себе: – Да, тогда бы я все залил кровью, и за его смерть ответили бы не только воины врага, но и весь народ, который был бы вырезан до последнего ребенка. Не должны жить на свете люди, которые могли бы гордиться тем, что их отец или дед убил сына самого повелителя вселенной».
«А у Субудая Урянхатай – единственный сын», – мелькнуло в голове у Чингисхана, и ему вдруг стало жалко своего старого испытанного товарища.
Он смущенно кашлянул, сам удивляясь этой волне сентиментальности, внезапно нахлынувшей на него, и неожиданно даже для самого себя произнес:
– Ты пойдешь на Русь, мой верный Субудай-багатур Это я тебе твердо обещаю.
– Когда? – сразу оживился тот.
– Подождем, когда кончатся зимние холода и наступит весна. Тогда я соберу курултай и мы решим, куда следует направить наши непобедимые тумены. К тому времени должен вернуться из Мультана и Пешавара Бала-нойон[180], и тогда многое станет ясно. К тому же ты сам изъявил желание заняться коварными тангутами.
В этот раз Субудай выходил их юрты Чингисхана с совершенно иным настроением, чем неделю или две назад. Слово было сказано, а повелитель вселенной всегда твердо исполнял свои обещания. Ах да, еще тангуты… Ну, их-то он одолеет. Это пустяки.
Субудай так обрадовался этому обещанию Чингисхана, что, оглянувшись и увидев стоящего неподалеку кешиктена, весело подмигнул ему своим единственным глазом, от чего брови на невозмутимо-холодном и бесстрастном лице стражника вдруг непроизвольно поползли высоко вверх.
«Сам барс с отрубленной лапой мне подмигнул», – размышлял он, с нетерпением ожидая, когда его сменят и он сможет рассказать об этом своим приятелям.
Однако, немного успокоившись, он решил, что ничего рассказывать не будет. Все равно этому никто не поверит, а его самого просто поднимут на смех как наглого лжеца.
Настоящая сказка похожа на жизнь.
Маловато в ней волшебства и теней,
Только ты наносное, что сверху, отринь
И всмотрись на нее повнимательней…
П. Миленин
Их было всего семеро. Впереди шел Тимофей Малой, который на сей раз был не в своей привычной роли именитого рязанского купца, а, скорее, проводника. Остальные шестеро сопровождали его, держась чуть позади. Все они были хорошо одеты, а пятеро еще и неплохо вооружены. То ли наймиты, то ли…
Впрочем, встречающиеся Малому знакомцы к его свите особо не приглядывались. Эка невидаль. От такого знания кун в калите не прибавится, не говоря уж о гривнах. Гораздо важнее узнать, например, какой товар привез сам Малой на богатый новгородский торг. Какой и почем. Да что он сам хотел бы приобрести.