– Все то же самое – но с точностью до наоборот, – вот так крестная отменила распоряжение крестницы. – Я не голодна, сейчас переоденусь, и мы с Сашей сделаем твоей кладовке последний день Помпеи.
– Ты, крестненькая?!
– А почему бы нет?
Кладовка была не маленькая, два на полтора, и еще с антресолями. Добра там скопилось – хоть музей открывай. Дара откопала Изорину сумку того фасона «ладья», какой был в моде, когда она еще не уехала из города, и принесла на кухню, где крестница готовила ужин.
– Давай-ка освежи мне ее, буду носить.
– Она же сто лет как вышла из моды.
– Значит, завтра обратно войдет в моду.
Там же нашлась вязаная крючком полосатая треугольная шаль, тоже примерно той эпохи. Дара ее распялила на руках и убедилась, что моли в Изорином хозяйстве не водится, – целительницы гоняли эту нечисть, как и мышей с крысами, кто – заговором, кто – особо подобранными и тоже наговоренными травами.
– Годится! – одобрила Дара. – А это…
– Это выбрасывать не надо, – тихонько сказала Сашка. – У мамы ноги болят, она их зимой иногда надевает.
И поскорее забрала у чересчур активной гостьи старые мамины сапоги на платформе, без молнии и с подкладкой из натуральной овчины.
– Что же она не полечится? – удивилась Дара.
– Ей тетя Соня боль снимает, но на каблуках ходить все равно неловко. Вот она в этих валенках и шлепает… ой!…
Дара искоса посмотрела на Сашку и фыркнула. Дитя было как раз такое, какого она и желала Изоре, – не поумневшее преждевременно, не обремененное этикетом, жизнерадостное и склонное к умеренному авантюризму. Ведь могло же и стальной шарик в ноздрю всадить, и татуировку на видном месте сделать, а ограничилось всего лишь черно-пестрыми волосами.
Сашка же смотрела на Дару с интересом, но и с тревогой тоже, – мать иногда пробалтывалась о выдающихся способностях крестной, а если она такая уж крутая – то может и считать с Сашкиных извилин весь хитроумный план…
Но обошлось без разоблачений. И, когда Сашку после ужина устроили спать в гостиной, крестная с крестницей остались еще на кухне поболтать.
Изора очень хотела знать, где крестная целыми днями бродит и как себя развлекает в незнакомом городе. Дара же совершенно не желала посвящать крестницу в свою затею. Она боялась, что Изора сдуру окажет ей медвежью услугу – сделает приворот, после которого всю воскрешенную любовь можно считать недействительной. Поэтому говорили о салоне, о ремонтниках, о деньгах, о церемонии открытия и вообще лишь о том, что к Даре прямого отношения не имело.
Эту политику Дара выдерживала вплоть до двадцатого декабря, когда целительницам следовало прибыть на Йул. Изора с Саной всяко обходили малоприятную для крестной тему и уже заранее охали, представляя себе, как вечером будут вынуждены сообщить ей, куда направляются. Но Дара облегчила им задачу – попросту рано утром исчезла.