Этот господин вообще не стеснялся. Он сделал за нее вклад и превратил ее из белицы в монахиню, чтобы она могла отказаться от должности привратницы, жить в монастыре и удобно рожать или делать аборт. Имея некоторые медицинские сведения, располагая разными снадобьями, монастыри могли в таких случаях и не обращаться к помощи врача.
Мадлена признается, что рожала несколько раз, умалчивая о том, что сталось с новорожденными.
* * *
Пикар, человек уже не молодой, боялся, что Мадлена вследствие непостоянства может в одно прекрасное утро обратиться к другому исповеднику и посвятить его в свои угрызения совести. Чтобы безвозвратно связать ее с собой, он прибег к гнусному средству. Он потребовал от нее, чтобы она составила завещание, в котором обещала бы умереть, когда он умрет, и быть там, где будет он. Какой ужас для бедной девушки! Хотел ли он ее увлечь за собой в могилу, в ад? Она считала себя навеки погибшей. Она стала его собственностью, его тенью, а он пользовался и злоупотреблял ею для разнообразнейших целей.
Он проституировал ее на шабаше, в котором участвовали его викарий Булле и еще одна женщина. Он воспользовался ею, чтобы расположить к себе других монахинь волшебными чарами. Омоченная в крови Мадлены гостия, зарытая в саду, должна была произвести в их сознании переворот.
Это случилось как раз в тот самый год, когда Урбен Грандье был сожжен. Во всей Франции только и говорили, что о луденских чертях. Исповедник из Эвре, бывший одним из действующих лиц в этой драме, принес в Нормандию рассказы об этих страшных событиях. Мадлена почувствовала себя одержимой, вообразила, что ее бьют дьяволы, что кот с горящими глазами преследует ее своей любовью. Мало-помалу другие монахини, заразившись, стали испытывать странное сверхъестественное возбуждение. Мадлена обратилась за помощью к капуцину, потом к епископу Эвре. Игуменья, знавшая, без сомнения, об этом, ничего не имела против, помня, сколько славы и богатства принесла подобная история монастырю в Лудене. Однако целых шесть лет епископ молчал, боясь, очевидно, Ришелье, замышлявшего тогда реформу монастырей.
Он хотел положить предел подобным скандалам. Только после его смерти и смерти Людовика XIII, при королеве и Мазарини, священники вновь принялись за сверхъестественные дела, вновь объявили воину дьяволу. Пикар умер, и дело уже не казалось столь опасным, так как исчез человек, который мог многих обвинить. Для борьбы с видениями Мадлены искали и нашли визионерку. В монастырь приняли некую сестру Анну, женщину сангвиническую, истеричку, а по надобности — полусумасшедшую, верившую в ту ложь, которую произносила. Поединок был организован точно между двумя псами. Обе женщины шпиговали друг друга клеветой. Анна клялась, что видела дьявола голым рядом с Мадленой, а Мадлена — что видела Анну на шабаше, с игуменьей, с матерью-викарием и матерью послушниц. Ничего нового, впрочем, не было придумано. Просто взяли да подогрели крупные процессы в Эксе и Лудене. Все шло по писаному. Ни остроумия, ни изобретательности — ничего!