Как известно, на шабаше дьявол имел два лица, одно — угрожающее, другое — смехотворное. Теперь, когда ему нечего делать с последним, он отдает его великодушно казуисту.
С удовольствием видит Сатана, что находит своих приверженцев среди почтенных лиц, в почтенных семьях, руководимых церковью.[8] Светская дама, поддерживающая свой дом модным источником существования, прибыльным адюльтером, смеется над благоразумием и смело следует природе. Благочестивая семья, напротив, подчиняется только иезуиту. Желая сохранить, сосредоточить в одних руках состояние, желая единственному сыну оставить богатое наследство, она вступает на кривой путь нового спиритуалистического учения. Под сенью налоя, в атмосфере тайны самая гордая женщина забывается, следует учению Молиноса: «Мы призваны здесь, на земле, страдать! Благочестивая безучастность в конце концов услаждает и усыпляет… Погружаешься в ничто. В смерть? Нет, не совсем. Не вмешиваясь, не отвечая за происходящее, воспринимаешь только смутное и слабое эхо. То словно чудесный дар Благодати, особенно сладкий в момент пониженности, когда исчезает воля!»
Какая удивительная глубина мысли! Бедный Сатана! Тебя превзошли. Смирись, благоговей и признай своих сыновей.
* * *
Врачи, которые в еще большей степени его законные сыновья, которые родились от простонародного эмпиризма, именуемого колдовством, они, его любимцы, которым он оставил свое лучшее наследство, вспоминают об этом неохотно. Они неблагодарны по отношению к ведьме, которая подготовила им путь.
Даже больше. Ему, отцу и творцу, развенчанному царю, они наносят еще несколько страшных ударов. «И ты мой сын». Они дают против него в руки остряков и насмешников жестокое оружие. Уже в XVI в. смеялись над духом, который во все века, от сивиллы до ведьмы, возбуждал и наполнял собою женщину, доказывали, что он не дьявол, не Бог, а, как выражались в средние века, — «князь воздуха». Сатана — только болезнь!
Одержимость, в свою очередь, не что иное, как результат затворнической, сидячей, скучной, неестественной монастырской жизни. Медики называли физическими бурями тех 6500 чертей, которые вселились в Мадлену (в деле Гоффриди), те легионы, которые сражались в теле раздраженных монахинь Лудена и Лувье. «Если Эол потрясает всю землю, — говорил Ивелен, — почему не может он потрясти тело девушки?» А хирург, исследовавший Кадьер (читатель сейчас с ней познакомится), холодно заявляет: Просто бешенство матки».
«Странное падение! Перед простыми средствами, перед заклинаниями а 1а Мольер ужели испарится и исчезнет побежденный, сбитый с толку ужас средневековья?