Сатана, всегда отличавшийся извращенностью, падает явно все ниже. Он превращается в дьявола вежливого, хитрого, притворного и тем более коварного и грязного. Такое явление, как его доброе согласие на шабаш с попами, нечто совершенно новое. Что это за фигура, этот священник, приводящий с собой свою ризничью, читающий утром белую, а ночью — черную мессу? Сатана, заявляет Ланкр, советует священнику вступать в связь со своими духовными дочерьми, совращать исповедниц. Какой невинный чиновник! Он, по-видимому, не отдает себе отчета в том, что Сатана уже целое столетие как сумел использовать преимущества церкви. Он стал духовным отцом или, если угодно, духовный отец стал Сатаной.
Ланкру следовало бы вспомнить начавшиеся в 1491 г. процессы, быть может, расположившие к терпимости парижский парламент, который уже не сжигает Сатану, усматривая в нем лишь маску.
Многие монашенки попадаются в эту новую ловушку, расставленную дьяволом, который теперь охотно принимает облик любимого исповедника. Доказательством может служить Жанна Потьерр, монахиня из Кенуа, женщина зрелая, сорокапятилетняя, но все еще чувственная. Она признается в своей любви патеру, который не желает ее слушать и бежит в Фолемпен, в нескольких милях от Кенуа. Дьявол быстро смекнул свое преимущество и, видя, по словам летописца, «что она испытывает уколы шипов Венеры, он хитро воплотился в тело означенного патера и приходил к ней каждую ночь; он настолько хорошо сумел ее обмануть и имел у нее такой успех, что, по ее заявлению, она наслаждалась с ним ровным счетом четыреста тридцать четыре раза».
Раскаяние ее вызвало большую жалость, и чтобы спасти ее от необходимости краснеть, ее быстро замуровали неподалеку, в замке Селль, где она умерла несколько дней спустя смертью доброй католички. Как трогательно! Однако все это ничто в сравнении с удивительной историей Гоффриди, происшедшей в Марселе в то самое время, когда Ланкр орудовал в Байонне.
Прованскому парламенту не пришлось позавидовать успехам парламента бордоского. Светская юрисдикция снова воспользовалась делом о колдовстве, чтобы разыграть из себя реформатора церковных нравов. Суровым взором заглянула она в заповедный мир монастырей. Такие случаи представлялись редко. Необходимо было особо счастливое стечение обстоятельств, наличие ярой зависти, ревности и жажды мести со стороны духовных отцов. Если бы не эти несдержанные страсти, которые и потом будут, как мы увидим, то и дело вспыхивать, мы не имели бы никакого представления об истинной судьбе той огромной массы женщин, которая умирала в этих грустных домах, ничего не знали бы о том, что происходило за решетками и высокими стенами, куда доступ был открыт только исповеднику.