В этом деле, где все было так странно и чудесно, не последним чудом было и то обстоятельство, что дьявол, столь ярый, вдруг принялся льстить парламенту, становился политиком и дипломатом. Луиза очаровала королевских чиновников панегириком в честь покойного короля. Генрих IV (кто бы мог поверить) был канонизирован дьяволом. Однажды утром ни с того ни с сего она принялась восхвалять «благочестивого и святого короля, вознесшегося в небеса».
После того как установились подобные добрые отношения между обоими старыми недругами, между парламентом и инквизицией, последняя могла уже опереться на светскую власть, на солдат и палачей. В Сен-Бом была послана парламентская комиссия, которая должна была осмотреть одержимых, выслушать их показания и обвинения, составить списки. Луиза беспощадно указала на капуцинов, защитников Гоффриди, и заявила, что они будут «временно наказаны» Богом.
Бедные отцы были сломлены. Их дьявол не подсказал им больше ни единого слова. Они отправились к епископу и заявили, что в самом деле невозможно не послать Гоффриди в Сен-Бом, что необходимо подчиниться: потом, однако, епископ и капитул потребуют его выдачи и поставят его под охрану епископского суда. Отцы-капуцины, без сомнения, рассчитывали, что вид любимого человека потрясет обеих девушек, что даже страшная Луиза подчинится громким требованиям сердца.
И правда: это сердце пробудилось при приближении виновного. Ярая мстительница, по-видимому, почувствовала мгновенный прилив нежности. Я не знаю ничего более проникновенно горячего, чем ее мольба, обращенная к Богу, дабы Он спас того, кого она толкнула на смерть.
«Великий Боже! Я готова принести тебе какую угодно жертву, самую тяжелую из всех, какие только были принесены, начиная с сотворения мира, и какие еще будут приноситься до его скончания, за Луи. Предлагаю тебе все слезы святых, все экстазы ангелов за Луи. Мне хотелось бы, чтобы существовало еще больше душ, дабы больше была жертва за Луи. Pater de coelis Deus miserere Ludovici. Fili redemptor mundi Deus, miserere Ludovici и т. д.[7]»
Напрасная и к тому же зловещая жалость! Более всего она желала, чтобы обвиняемый не упорствовал, чтобы он признал себя виновным. А в последнем случае он не избежал бы казни на костре.
Сама она, впрочем, была обессилена, не могла больше действовать. Инквизитор Микаэлис, подавленный мыслью, что он победил только благодаря ей, раздраженный против своего фламандского заклинателя, который настолько подчинился ей, что обнаружил все тайные пружины трагедии, явился как раз вовремя, чтобы сломить Луизу, спасти Мадлену и, если то возможно, поставить в этой драме Мадлену на место Луизы. Мысль удачная, свидетельствующая о чутье инсценировки. Если зимой, в Рождественский пост, главную роль играла страшная сивилла, то в пору чудной южной весны — ярая вакханка. После Великого поста место ее займет девушка более трогательная, дьявол более женственный, вселившийся в больное дитя, в робкую блондинку. А так как юная барышня принадлежала к видной семье, то дворянство было бы заинтересовано этой историей наравне с прованским парламентом.