— Ну и наголодались же вы! — заметила Мэрион. — Как хорошо, что я это придумала. Правда, готовить очень нудно, и я чуть было не отказалась от своей затеи. А хотите знать, почему я все-таки решила накормить вас?
Разомлев, я кивнул.
— В предвидении ваших будущих огромных доходов. Когда вы начнете преуспевать и станете богатым, я буду приезжать в Лондон в надежде, что меня там угостят изысканнейшим обедом.
— Можете не сомневаться: угостят!
Я был тронут. Ведь Мэрион устроила этот ужин, чтобы подбодрить меня. Метод ободрения был, конечно, забавный, но в духе ее практической, энергичной натуры.
— По-моему, на вас можно ставить без проигрыша. — Мэрион немного помолчала. — Вы так и не сказали мне: видели вы Шейлу?
— Нет.
— А думаете о ней?
Мне хотелось, чтобы Мэрион не расспрашивала меня, не рассеивала царившую в комнате атмосферу благодушия. Но я заставил себя сказать правду.
— Иногда передо мной встают призраки прошлого, — ответил я.
Мэрион нахмурилась, но тут же рассмеялась.
— Вы несносны, но я не вправе на вас сердиться. Я сама напросилась на это. — Глаза у нее сверкнули. — Ладно, разделывайтесь скорее с вашими экзаменами и — отдыхать! А потом… Не вечно же существовать призракам…
Она наградила меня щедрой, во все лицо, улыбкой.
— Боюсь, что мне самой судьбой предназначено быть плаксивой, ревнивой и любящей.
Я улыбнулся ей в ответ. В моей улыбке не было обещания. Мы молча курили в предгрозовом затишье, пока не наступило время для моей прощальной попойки с Джорджем.
Если Джордж, составляя для меня программу подготовки к экзаменам, поступал как прирожденный мудрец, то не менее мудро вел себя и я сам. В Лондон я приехал за два дня до первого экзамена. Следуя положенным правилам, о которых твердят всегда студентам, я захлопнул последнюю тетрадь в день приезда в Лондон, оставив вечер и весь следующий день для отдыха. Захлопнул я ее с треском, гулко отдавшимся в тесной, пахнущей лаком комнатке пансиона миссис Рид. Я был готов к экзаменам. «Чем бы они ни кончились, — думал я, бросая вызов судьбе, — а в этом пансионе мне больше не жить!»
Следующий день я провел в «Овале», отбросив все опасения, кроме одного. Я не боялся экзаменов, но меня тревожила мысль, как бы очередной приступ головокружения не вывел меня из строя. В последние недели мне стало лучше; неплохо чувствовал я себя и в тот день, когда сидел на скамейках в парке, а затем под вечер неторопливо возвращался в пансион. Часть пути — по мосту Воксхолл, и по набережной — я проделал пешком. Шел я медленно, вкушая иллюзию душевного покоя. Неподалеку от собора святого Павла я остановился, залюбовавшись открывшейся мне картиной: над пеленой вечернего тумана, словно мираж, вздымался купол собора и крыши домов. Вокруг царила тишина, и во мне росла уверенность в своих силах. Но даже и сейчас одна мысль точила меня: а вдруг я почувствую себя плохо?