Читая сводку, Поляков чувствовал себя как человек, идущий по тонкому, тончайшему, чуть-чуть схватившемуся льду. Этот лед был – его вновь возникшая любовь к Родине, к России, – слабый такой ледок, еле затянувший, еле скрывший былую ненависть. Такие случаи, вроде драки из-за шерстяных отрезов, заставляли лед не просто трескаться, но и вовсе исчезать, а его, Полякова, – проваливаться в прежнюю темную бездну, из которой, раз провалившись, он мог и не вынырнуть, потому что она тянула, она была знакома и привычна…
Случай с новорожденным несколько воскресил его. Ведь очень может быть, он жизнь ребеночку спас. А что вы думаете? В такой ветреный, хоть и жаркий, весенний день, без воды, без пеленок, с полуживой и слишком молоденькой мамашей, которая явно не знала, что делать и как быть… Куда только ее муж смотрел, что отправил девчонку на сносях одну бродить по городу! Поляков, будь у него беременная жена, дохаживающая последний срок, глаз бы с нее не спускал. То есть посадил бы под замок и не выпускал из дому, а сам звонил бы каждые полчаса домой, пока не родился бы ребенок…
Тут Поляков сообразил, что ему вряд ли светит обзавестись женой на сносях, это раз, а два – это то, что муж той женщины, конечно, на фронте, оттого и не следит за каждым ее шагом, не запирает на замок и не звонит каждые четверть часа. И тем не менее у него есть теперь сын. А может, дочь… Поляков сообразил, что даже не знает, мальчик или девочка этот ребенок, которого он теперь воспринимал как своего крестника.
А впрочем, неважно, кто он. Его можно звать каким-нибудь именем, которое равным образом подходит и мальчику и девочке. Александром (Александрой), например. Их всех в детстве зовут Сашами или Шурами.
Ну да, девочку называют Сашенькой, а мальчика – Шуркой…
Шуркой Русановым, верно? Верно? Ну, признайся себе, что ты думаешь сейчас о нем и о том выстреле!
С безвозвратно испорченным настроением, зло оскалясь, Поляков пошел на станцию, думая, что сейчас выражением лица напоминает не добровольно сдающего кровь человека, а, наоборот, кошмарного вампира.
Впрочем, кровь у него оказалась нормальная – алая, а не черная или свернувшаяся, как можно было бы ожидать.
И даже не голубая!
Исполнив свой «гражданский долг», Поляков сидел около кабинета, дожидаясь, когда можно будет разогнуть руку, когда перестанет кровить маленькая ранка (да и голова, если честно, кружилась… от волнения он мало ел последнее время, зато курил непомерно много), как вдруг увидел Ольгу Аксакову, которая шла по коридору. Она была одета в застиранный халат с завязками, и Поляков вспомнил, что Ольга работает санитаркой в военном госпитале. А здесь она как оказалась? Работу сменила, что ли?