Теперь помощь сердечная нужна ее дочери. Матушка Варвара, помоги!
Девушка сняла ночную рубашку и чулки, которые так хорошо согрели ноги. И огорченно нахмурилась: оказывается, ночью она в темноте натянула чулки той бабульки из Дубёнок, заветные, которые следовало надеть перед свадьбой! Ольга совершенно забыла о них. Благодаря этим чулкам Ольга должна родить здоровых детей. Интересно, а их волшебная сила не утратится теперь, если они были надеты, так сказать, всуе?
А вдруг утратится?!
С расстройства Ольга снова всплакнула. Но тут же встрепенулась – она ведь так и не сходила в церковь, как обещала той старушке в Дубёнках, уехала из Энска на СТС «Александр Бородин». Вот– вот, сейчас же в часовню матушки Варвары…
Тетя Люба почуяла что-то неладное, увидев следы слез на лице племянницы, и с утра пораньше подступила с расспросами и разговорами, но у Ольги не было сил на беседы. Удрала, просто удрала из дому, забыв заправить постель, почти не позавтракав, кое-как одевшись, удрала, пряча в кармане голую руку. Рукавичку-то она все же посеяла невесть где в тот страшный вечер. Искала потом в подворотне, но не нашла, – так и бегала в одной рукавичке, прячась от тети Любы, будто провинившаяся девчонка.
А вот и часовня матушки Варвары. Стены и тяжелая дверь до половины заметены сугробами, которые уже почернели, подтаяли, осели, но еще держатся. Ольга обошла церковку, чтобы не увидели ее прохожие, подкралась со стороны чьего-то двора (ужасно мрачно смотрели на нее разбитые полуподвальные окна, остатки стекол мерцали, словно полные слез глаза), наконец-то подобралась к самой стене и даже ухитрилась коснуться кирпича рукой. Закрыла глаза и принялась советоваться .
Сначала пыталась молиться, но молитв она толком не знала. Так, набор слов, вот этот набор слов она прилежно и произнесла. Потом просто какая-то сумятица началась, схожая с ночной, однако, когда Ольга отдернула настывшую ладонь от заледенелой стены, ее охватило странное спокойствие. Непостижимым образом были даны ответы на все вопросы, словно чей-то тихий голос – женщины какой-то! – в ухо нашептал.
Нет, конечно, Ольга по-прежнему не знала, кто стрелял в Полякова. Но она знала теперь, кто такой Поляков – для нее, для Ольги. Ей по-прежнему было страшновато – но спокойно. Она смирилась с неизбежным, как человек смиряется с неизбежностью смерти. Может быть, было странно сравнивать любовь со смертью, но, с другой стороны, размышляла Ольга, с чем же ее еще сравнивать? Не с чем, вот так как-то получается…
Окольным путем, через Ошару и Грузинскую, чтобы не проходить мимо своего дома, Ольга добралась до госпиталя. В госпитале ей совершенно нечего было делать. То есть работа, конечно, всегда найдется, а вот о том, что она имела право явиться на работу только после обеда, Ольга предпочитала не думать. Она спустилась в подвал, в раздевалку, сняла пальто, платье, повесила в свой шкафчик, надела легкое платьишко, которое обычно носила под больничным халатом, переобулась в старые босоножки – и только тут спохватилась, что забыла портфель с чистым халатом.