– Да песок у меня, – буркнул мужчина. У него вышло – «пешок».
– В моче песок? Камней не наблюдали?
– Сахар-песок («шахар-пешок»), говорю ж тебе русским языком! – Мужчина смотрел исподлобья, прятал лицо в грязный-прегрязный шарф, который нелепо обматывал его худую морщинистую шею, торчащую из бушлата. Воротника у бушлата не было, шея, понятное дело, сильно зябла. Мужчина делал какие-то странные движения, как будто старался сделать ее короче, ввинтить в плечи.
Ну да, во всем мире июнь – это уже тепло и лето, а здесь, в Пезмолаге, погоду и весенней не назовешь: холодно. Особенно тем, кто всегда хочет есть.
– А, вон что, – Александра отложила бинты. – Извините, я задумалась и не поняла. Вы мне сахар принесли, да?
– Принес, но за хлеб! – уточнил гость, как бы опасаясь, что она собирается забрать у него сахар просто так.
Александра всегда любила сладкое, но тут, на севере, страдала от отсутствия сахара просто физически. Без хлеба же она обходилась довольно легко. Тем паче что бесконечные каши, которые здесь давали, были густые, наваристые и вполне заменяли хлеб. Всем в лагере было известно, что сестра из санчасти меняет хлеб на сахар. Поэтому к ней часто приходили заключенные из мужского барака менять полученные ими микроскопические дозы сахарного песка на хлеб. Ну вот и этот пришел за тем же.
– А сколько у вас?
– Сто грамм.
– Ого! Покажите.
Он согнулся и принялся шарить за пазухой, поглядывая на Александру исподлобья. У него были выцветшие голубые глаза, которые почти утонули в морщинистых веках. Наконец – такое впечатление, будто из самого потаенного уголка своей многослойной одежды – незнакомец выудил маленький серый мешочек.
Показал Александре.
– Развяжите, пожалуйста, – попросила она.
– С чего бы? – заупрямился мужчина. – Ты сперва свой хлеб покажи.
Обмен шел один к пяти. Александра достала из тумбочки два куска хлеба. В каждом было по двести пятьдесят граммов.
– Ишь какой, – неодобрительно пробормотал мужчина. – Черняшка!
– Ну, воля ваша, белого тут не пекут, – развела руками Александра.
– Он же плесневелый!
– Что за ерунда?!
– Да вон зацвел возле корки, я ж вижу! – упрямился мужчина.
– Это сегодняшний хлеб, – заупрямилась и Александра, понимая, что мужчина торгуется за прибавку.
Вообще-то она могла накинуть еще сто граммов. Но ведь если накинешь одному, придется накидывать и другим. Этот мужик непременно разболтает, что выторговал лишний хлеб, и потом все начнут торговаться. А она отдавала часть своего хлеба Кате, которая без него вообще не могла ничего есть, особенно щи по прозвищу «В рот не вломишь», которые последнее время что-то слишком часто начали давать. Даже Александре приходилось есть их с хлебом, чтобы как-то смягчить осклизлый вкус перемерзшей, перекисшей прошлогодней капусты, на которой эти щи варились. Что и говорить, прозвище себя вполне оправдывало!