Несбывшаяся весна (Арсеньева) - страница 90

Это насторожило Полякова. Почему они молчат? Чего ждут?

А что, если у фашистов есть кто-то еще в Энске, кроме Проводника? Какой-то человек, который может следить за Проводником издали? Проверять какие-то его действия и докладывать по начальству? Тогда молчание разведцентра означает лишь то, что проверка информации о смерти Бродяги еще идет?

Это была пугающая догадка. Но коли уж она пришла Полякову в голову, то не давала ему покоя.

Привыкнув к двойной жизни и усвоив самые изощренные правила конспирации, он переносил их и в работу. Повинуясь не приказу Храмова или Центра, но только своей интуиции, Поляков позаботился о том, чтобы в документах больницы номер пять, куда, согласно легенде, попал после аварии и где умер Бродяга, появились соответствующие записи. Теперь каждый, у кого возникло бы такое желание, мог спросить в приемном покое и получить ответ о том, что Степан Мефодьевич Босяков (так звали Бродягу по документам, выданным в разведшколе) в самом деле был такого-то числа доставлен в пятую больницу с тяжелой травмой черепа, отчего он и скончался, не приходя в сознание.

Поляков пытался представить себе возможного «контролера»… Про себя он дал именно такую кличку человеку, которого, очень может быть, и не существовало в действительности, но от мыслей о котором он просто не в силах был избавиться.

У Контролера нет радиосвязи с разведцентром, тут Поляков мог бы ручаться. За все время работы Проводника в Энске не было запеленговано ни одной неизвестной радиоточки. Возможно, этот человек получает приказы и отправляет свои отчеты каким-то другим путем. Элементарно, по почте. В виде совершенно невинных писем, которые остаются таковыми и для цензуры.

Поляков вспомнил рассказ Охтина о том, как в Энске во время империалистической войны 14-го года обезвредили немецких шпионов. Тогда было перехвачено одно из писем подозреваемой особы – ибо на вражескую разведку работала именно женщина. В нее, кстати, был в свое время влюблен юный Шурка Русанов… Письмо выглядело по меньшей мере странно, ибо состояло из выписанных в разном порядке цитат из сонетов Шекспира. Охтин здорово издевался над знаменитым «стихотворным кодом», который выглядел так наивно и нелепо.

Ну что ж, времена изменились. И нравы вместе с ними, как это ни печально! Пожалуй, Контролер не станет писать в своих письмах стихов. Сонеты Шекспира в качестве ключа к шпионскому шифру в Советской России? Такое вообще невозможно вообразить! Шифрованными могут быть самые обыденные, самые незаметные для постороннего человека фразы.