Последнее лето (Арсеньева) - страница 130

Так это что получается? Танька, маленькая Танечка тоже влюбилась?! В кого, интересно?

– Ну в кого же еще, как не в Лаврентия этого… – подсказала Таисия.

На Лидию Лаврентий производил странное впечатление. Он ее чем-то раздражал, только непонятно чем. А впрочем, репетитор, мальчишка, больно надо думать о нем! И вот извольте видеть…

Лидия никогда не хотела забивать голову неприятностями (а внезапная любовь дочери к домашнему учителю была, конечно, неприятностью), предпочитала до поры до времени прятать голову под крыло или вовсе в землю, как тот страус голенастый и голоногий, которого она видела когда-то на страницах учебника по естественной истории… Она даже не вслушивалась в Таисьину воркотню, отмахивалась: «Да ладно, это детская блажь, как пришло, так и уйдет. Как корь, ветрянка» – и бог весть, до чего доотмахивалась бы, до чего допряталась, когда б не зашла однажды в комнату дочери в поисках затерявшейся любимой парижской головной щетки. Танька с некоторых пор начала шариться на мамочкином изобильном туалетном столике и, словно маленькая сорока, утаскивала понравившиеся вещички к себе. Щетку Лидия нашла, конечно, сразу. Ворча, принялась выбирать из нее тонкие, вьющиеся, пепельные Танькины волоски, но нечаянно уронила, и щетка с разгону въехала под кровать. Лидия нагнулась за ней, приподняла край узорного покрывала… да и ахнула: под кроватью стояли стопами какие-то тоненькие белые книжки. Что-то вроде брошюрок общества «Знание», только ни к какому обществу «Знание» они отношения не имели. Сплошь книги Ильина да Ульянова, в скобках – Ленина. Лидия отлично знала, что все трое этих господ на самом деле – одно и то же весьма опасное, растленное, крамольное лицо. На названия она даже не посмотрела, достало увидеть фамилию автора. Запрещенная литература! Марксизм в доме! И где? Под девичьей кроватью! Под кроватью дочери!

«Танька ничего не знает! – мелькнула паническая мысль. – Да, да, она представления о мерзких книжонках не имеет. Наверное, Катерина сюда этого ужаса натащила…»

Катерина была горничная, которая убирала в детских комнатах. Смазливая, чрезмерно вострая деваха. Точно, она виновата! Танька сколько раз со смехом рассказывала, что Катерина, по утрам стаскивая с нее одеяло, говорит не: «Просыпайтесь, барышня, в гимназию опоздаете» – или что-то в таком роде, а бормочет: «Вставай, подымайся, рабочий народ!» Танька над ее словами только хохотала, Лидия тоже – некое безобидное фрондерство повсеместно было в моде. Но склад антиправительственного, гнусного чтива под кроватью ребенка… Катька связалась с политическими оборванцами и, пользуясь попустительством хозяев, нанесла запрещенных книжек в дом. А если обыск?! Вдруг кто-то из слуг их видел? Слуги – враги, донесут…