Святой поднял кинжал и начал медленно, острием вниз, опускать его к глазам толстяка. Клинок сверкал словно одинокая звезда; охваченный ужасом толстяк не мог отвести от него взгляд.
– Будешь говорить? – небрежно спросил Святой.
Толстяк снова попытался закричать, и снова железные пальцы вернули этот крик в глотку. Святой опустил кинжал еще ниже, практически коснувшись острием кожи.
Роджер Конвей чувствовал, как капли холодного пота катятся у него по лбу, но не мог произнести ни слова. Он не сомневался в том, что Святой в точности выполнит угрозу, если обстоятельства вынудят. Он знал Святого, видел в сотнях неожиданных ситуаций, в самых разных состояниях духа, но никогда не видел, чтобы правильные черты лица Святого стали невыносимо зловещими, словно высеченными из гранита.
И тогда Роджер Конвей осознал, что до этого воспринимал лишь теоретически и не очень ясно: ярость святых может быть намного опаснее, чем ярость грешников.
Похоже, распростертый на столе толстяк понял, что такой человек, как Саймон Темплер, даже будучи цивилизованным англичанином, в приступе леденящей душу ярости не, остановится ни перед чем. И его вдох превратился в дрожащий стон.
– Так будешь говорить, красавчик? – изысканно вежливо вновь спросил Святой.
– Буду. Я буду говорить, – прохныкал толстяк, – что хотите сделаю. Только уберите свой нож...
Мгновение Святой не шевелился.
Потом медленно, словно в трансе, отвел кинжал в сторону и посмотрел на него с удивлением, словно раньше никогда не видел.
– Очень драматично, – со странной усмешкой заметил он. – И очень отвратительно. Не знал, что во мне это есть.
Затем уставился на толстяка с любопытством; как мог бы в свободную минуту следить за мухой на оконном стекле, вспоминая рассказы о мальчишках, которые обрывали мухам крылья.
Наконец Святой медленно слез со стола и достал портсигар.
Толстяк же скатился со стола, и, когда его ноги коснулись пола, было заметно, что он едва может стоять.
Роджер бесцеремонно толкнул его в кресло, откуда он, ощупывая пальцами свое горло, уставился на длинного, все еще лежащего на полу.
– Не сильно удивляйся, – сказал Роджер. – Последний джентльмен, получивший такой удар, не приходил в себя полчаса, а твой приятель – пока только двадцать минут.
Саймон бросил спичку в камин и повернулся к толстяку:
– Ну-с, послушаем твою песенку, красавчик!
– Что вы хотите знать?
– Прежде всего – что сделали с девушкой, которую похитили сегодня вечером.
– Этого я не знаю.
Сигарета Святого дрогнула в губах, и он глубоко засунул руки в карманы брюк.
– Ты, должно быть, все еще не понял, красавчик, – сладким голосом заметил Святой. – Это не игра, и ты в этом убедишься, если не осознаешь своего положения прежде, чем я успею опять наложить на тебя руки. Если хочешь, я опять приступлю к маленькой хирургической операции. Так что тебе лучше говорить, мне нравится твой голос, он позволит мне забыть о неприятных вещах, которые я должен буду проделать с твоим воистину очаровательным личиком.