И прежде чем она поняла, что происходит, он наклонился и легко поцеловал ее в губы. Потом быстро пошел к двери и уже закрывал ее, когда Пат обрела дар речи. Она и половины не поняла из того, что он говорил, и поэтому повелительно окликнула:
– Норман!
Он вернулся мгновенно, в его лице что-то изменилось.
Приложив палец к губам, он призвал к молчанию.
– В чем дело? – прошептала она.
– Последний бой, – спокойно ответил Норман Кент. – Только чуть-чуть раньше, чем ожидали. Возьми-ка это!
Он передернул затвор маленького пистолета, вложил его в руку Пат и тут же начал торопливо снаряжать пистолет побольше, который вынул из кармана.
Потом он беззвучно открыл окно, выглянул наружу, поманил девушку к себе и указал на машину. «Айрондель» стояла на повороте дорожки, ярдах в двенадцати.
– Спрячься за занавесками, – приказал он. – Когда услышишь три выстрела подряд, беги к машине. Если кто-то попытается тебя остановить, застрели его.
– А ты куда?
– Собирать трупы. – Он беззвучно рассмеялся. – Прощай, дорогая!
Норман поцеловал ей руку и ушел, тихо закрыв дверь за собой.
Когда он выходил из комнаты Патриции первый раз, то слышал через открытую дверь гостиной краткую команду «Руки вверх!», отданную не Роджером и не Саймоном. Секунду постоял у двери, прислушиваясь, и услышал неподражаемую интонацию Саймона Темплера, когда его загнали в угол.
– Добро пожаловать, как сказала актриса епископу в весьма стеснительных обстоятельствах. Но почему ты не привел с собой Ангелочка, дорогой мой?
Последняя фраза догнала Нормана Кента, когда он уже миновал кухню и включил свет на лестничной площадке. Норман спустился и увидел третью дверь – тяжелую дубовую дверь в три дюйма толщиной, украшенную двумя железными засовами. Он отодвинул засовы и вошел, закрыв за собой дверь так же тщательно, как и две предыдущих. Три двери – этого должно хватить, чтобы заглушить любой звук...
Варган сидел согнувшись в кресле и что-то писал огрызком карандаша в потрепанном блокноте.
Услышав, что вошел Норман, он поднял голову. Его седые волосы были всклокочены, а потрепанный и неопрятный костюм висел как на вешалке. По-настоящему живыми казались только его глаза на пергаментном лице, испещренном морщинами. Глаза, в которых светился тусклый огонь безумия, как светятся огоньки над коркой застывшей магмы в жерле пробуждающегося вулкана.
Норман вдруг ощутил приступ неуместной жалости к нему. И хотя он понимал, что необходимо остановить распространение изобретения этого человека, которое может принести в мир ужас, несравнимый с тем, что могли себе вообразить другие маньяки, все-таки потребовались большие усилия, чтобы Норман Кент стал похож на статую, вырубленную из темного камня.