– У тебя есть план? – обратился он к нему. – Черт, как же противно на эти рожи смотреть! Интересно, как они доложат о нас начальству?
– Они не доложат, – после короткой паузы ответил Алиев. – О том, что мы здесь, вообще никто не узнает.
– Как это? Они что, убьют нас? Так это же беззаконие!
– Какие сейчас законы? – В темноте лица горца было не видно, но Панама мог поклясться, что тот усмехается. – Кто их соблюдает? Ты давно видел такого начальника… пусть он руководит всего лишь пунктом приема стеклотары, но все равно уже начальник, так ты видел, чтобы хоть кто-нибудь из этого племени соблюдал закон? То-то же! А тут вообще закрытый район… боевые действия рядом. Бандиты… Спишут и не задумаются. Скажут, ушла съемочная группа в горы, а вместе с ней и оба Алиевых. Отец и сын. И не вернулись. Чечены всех перестреляли. А за иностранца выкуп требуют.
– Слушай, ты чего… радуешься? – возмутился Пономарев. – Ты так говоришь, как будто бы тебя это не касается! Ни тебя, ни сына… Или ты просто хочешь показать: мол, вот я какой хладнокровный и ничто меня не сломит? Черт, как же мне все это… Мартин сука! Я же его… я же верил ему! А он… всех нас… зараза!
Обуреваемый гневом, Геннадий умолк, не найдя нужных слов.
Молчал и Курбан. Его одолевали тревожные мысли, он не считал необходимым выказывать свои чувства. Что толку от слов? Один поступок скажет больше, чем сотня фраз. Можно тысячу раз сказать: «я убью врага», а тот будет себе жить-поживать как ни в чем не бывало. А можно пойти и сделать. А потом пусть за тебя говорят другие.
– Ну так что там с озером? – напомнил Геннадий. – Будет продолжение или как?
– Да что тебе это озеро далось? – начал было Курбан и передумал. – Впрочем, теперь ты как никогда имеешь право узнать… что ждет нас в случае неудачи.
– Что ждет? – переспросил Панама. – Ты же сказал, что нас убьют.
– Я сказал только, что они не боятся сделать так, чтобы мы исчезли, – уточнил Курбан. – Им незачем нас убивать… Они и тех людей, которые вместе с Муртузом пошли к озеру, тоже не убили.
– Это ты о тех, которые решили наказать обидчиков чабана?
– Да. О тех, кто не вернулся. Ни один не вернулся. Вначале не знали, что и думать, не хотелось верить в плохое. А потом… потом пришли они сами. От людей не отличишь, только… глаза неживые. Ты наверняка замечал, человек, когда смотрит на ребенка, на любимую, на родителей, его глаза меняются. Когда злится, когда радуется… А у этих всегда одни и те же. Рассказывают… они… их даже наши собаки боялись.
Да что собаки, стоило только появиться чужакам, на что волки – звери без страха, и те разбегались. Не веришь? Или, может, тебе смешно такое слышать? Геннадий вздрогнул, словно очнувшись.