Запах янтаря (Трускиновская) - страница 39

И мне показалось, что я стою на какой-то острой грани, на каком-то гребне, и должна выбрать что-то одно. А поскольку я не могу отпустить тебя на смерть, приходится признать, что сейчас, с этой минуты я беру на себя ответ перед Богом и людьми за твою живую душу. То, что было днем, случилось неосмысленно и безрасчетно, а теперь я подумала и сделала свой выбор. Я не могу предать того, кого сама рвалась спасти. И по какому-то странному и властному закону, о существовании которого я не знала, я отныне делю с этим человеком всю тяжесть его судьбы, чего бы мне это ни стоило.

Я поняла все это и с облегчением вздохнула. Я приняла неизбежное с открытым лицом и открытым сердцем.

Ты был такой смешной – разорванная рубашка в паутине, паутина в волосах… И этот мальчик, опустивший передо мной ресницы, стоит сейчас на смертном краю. Я не могла, я должна была сделать первый шаг навстречу, хотя между нами – и твой палаш, и все рижские бастионы, и война, война!

– Андри… – откуда же мне было знать, как тебя зовут на самом деле? – Будьте осторожнее, ради Бога. Лазутчиков вешают.

Ах, совсем не то я хотела сказать! Ты вдруг посмотрел мне в глаза, будто хотел и не решился спросить о чем-то, и опять твой взгляд опалил мою душу, и я говорила что-то совсем ненужное, нелепое, непонятное мне самой. А на твоих приоткрывшихся губах замер вопрос, и я боялась его и так ждала, тек ждала!

– Лазутчиков вешают! – говорила я. – А если вы попадетесь, я никогда не избавлюсь от мысли, что это я виновна в вашей смерти. Но я не могла вам вернуть эти планы, понимаете? Как я отдам вам свой город на растерзание? Вы здесь чужой, вам этого не понять. А я здесь своя. Я здесь родилась. Это мой дом.

– Зачем вы оправдываетесь передо мной? – вдруг спросил ты, и я почувствовала, что ты напряженно думаешь о чем-то, невероятно для нас обоих важном. – Перед врагом не оправдываются…

Я поняла тебя. Мы думали об одном и том же! Невозможная радость захлестнула душу. Не ты и не я создали вражду между нами, великой смелостью было решиться разрушить ее, а мы решились оба, и, кажется, одновременно.

С каждым мгновением ты делался мне все ближе, и страх за тебя становился все больше.

– Зачем? Разве это главное? – торопливо говорила я, чувствуя, что ты все понимаешь. – Конечно, перед врагом не оправдываются! Но я не смогу жить, зная, что вы где-то рядом и за вами идет охота!

– Тебе не хватило дыхания. И тут я все понял. И голос твой, дрожащий, отчаянный, вновь вспомнил, и быстрый взгляд там, у церковной стены, и как пробивалась ты ко мне через толпу… меня словно обожгло – так вот оно что!