Понятно, что курия не устояла перед этой тактикой. Как известно, Климент VIII сперва заподозрил в Дмитрии нового Лжесебастьяна Португальского. Но это первоначальное впечатление изгладилось, когда папа узнал о неожиданном переходе претендента в католичество. Затем последовали друг за другом два конклава. Они отвлекли внимание курии от восточных дел. Когда же Павел V вспомнил о Дмитрии, то на стороне последнего было уже общественное мнение, склонившееся в его пользу благодаря сказочным успехам самозванца. При виде того, как легко он завладел престолом и с каким энтузиазмом встречал его народ, естественно, возникала мысль, что только законный государь мог добиться столь блистательных побед. Немудрено, что со всех сторон в Рим приходили самые благоприятные сведения о Дмитрии. Папа был тем более склонен отнестись к ним с доверием, что переход Дмитрия в католичество, по-видимому, служил гарантией его искренности. Мог ли оказаться наглым обманщиком или темным искателем приключений тот человек, который так заботился о спасении своей души и дал столько свидетельств своего благочестия? Для этого он должен был родиться настоящим чудовищем… Таким образом, все поддерживало в Риме приятные иллюзии. Этому содействовали и заявления самого претендента, и прием, оказанный ему соотечественниками, и сообщения о нем третьих лиц.
В деле Названого Дмитрия значительная доля ответственности падает на Сигизмунда III. Правда, невозможно определить с точностью, когда и как изменилось мнение польского короля о претенденте. Во всяком случае, несомненно, что в 1606 году, когда произошла катастрофа, колебаниям со стороны Сигизмунда уже не было места: король прекрасно выяснил себе все дело, причем, по всей вероятности, взгляды его определились еще раньше. И что же? До аудиенции венецианского посланника Сигизмунд ни разу не выдал своей тайны и ни словом не предупредил римскую курию об обмане, жертвой которого она являлась. Раньше король втихомолку предоставлял претенденту свободу действий и даже оказывал ему негласную поддержку. Впоследствии, когда Дмитрий стал царем, король встречался с ним, как равный с равным; он обменивался с ним посольствами и ничем не проявлял своих подозрений. Ту же скрытность наблюдаем мы и в письмах его к Павлу V; и эта политика умолчания проводилась в то самое время, когда папа превозносил претендента до небес и горячо призывал польского короля поддержать московского государя. Что же отвечал Сигизмунд папе? Он лишь напоминал ему о своей преданности римскому престолу и церкви и заверял в своей готовности сделать все, что будет необходимо. Таким образом, исконная программа Ватикана, казалось, близка была к осуществлению.