Шатов говорил… Шатов пытался говорить спокойно, но голос дрожал. Как дрожала каждая клеточка тела. Вот тут, сейчас в полном распоряжении Шатова лежал убийца. Паренек, который на глазах у десятков своих сверстников медленно убивал ни в чем не повинную женщину.
Неторопливо двигается скальпель, капли крови сбегают к раю стола и тяжело падают в алые лужи на ослепительно белом полу. А в глазах женщины – боль и ужас.
– Я тебя сразу придушить хотел… – прошептал Шатов и вздрогнул, поняв, что действительно очень хотел убить этого мальчишку.
Придушить. Именно придушить – беспомощного, связанного, испуганного. Без внутреннего колебания или страха. Убить.
Правая рука Шатова как бы сама собой начала наматывать на кисть концы удавки. Медленно. Виток за витком.
– За что? – прохрипел Жорик.
– За что? – еще виток.
– Ты же сам на меня набросился… – голос мальчишки потерял всякое сходство с человеческим.
Так мог хрипеть продырявленный динамик, испытывающий боль.
Шатов открыл рот, чтобы ответить, но промолчал. Еще виток.
Тело на земле забилось, выгибаясь дугой, ноги отчаянно заколотились. Краем глаза Шатов заметил, как с правой ноги Жорика сорвался кроссовок и отлетел в сторону.
Шатов чуть отпустил шнурок.
Иногда люди истошно кричат. Семнадцатилетний мальчишка, снова получивший возможность вдохнуть, принялся истошно дышать.
– Продолжай, – сказал подрагивающим голосом Шатов.
– Ты… – мальчишка закашлялся.
– Говори – говори, – подбодрил Шатов.
– Ты набросился на меня, а потом на младших… И сломал одному руку. И мы вмешались…
– Вы – это кто?
– Я и Антон.
– Антон – это такой русый, с серыми глазами?
– Да.
– Тот, с которым вы убили женщину?
– Не убивал никто ни кого! – попытался выкрикнуть Жорик, но захрипел.
– И не резали женщину в операционной?
– Это был труп. Покойница это была! – простонал мальчишка.
Шатов помотал головой. Хрен вам, этого не может быть. Она была жива. Она была жива до тех пор, полка вы ее не убили.
– Я правду говорю, – простонал Жорик. – Правду. Мы проводили вскрытие, когда вы… когда вы разбили стекло и спрыгнули вниз.
– Чушь, – тихо сказал Шатов, наклоняясь к самому лицу мальчишки.
– Правда. Она была мертвая. Мертвая…
Рука Шатова напряглась.
Тело снова забилось, и Шатову понадобилось приложить все силы, чтобы заставить руку немного ослабить петлю.
Он врет. Понятное дело – он врет. Ему сказали то, что он должен… Его научили врать. Научили. Шатов точно это знает. Мальчишку заставили выучить эту ложь, чтобы Шатов поверил в свое безумие.
– Я не мог бить детей… – прошептал Шатов на ухо Жорику. – Не мог.