На стенах сырость оседала каплями. В каюте стоял тяжелый запах – застарелая грязь, сильный дух человеческих тел, зловоние машинного масла, доносимое из машинного отделения.
Неожиданно я ощутила, что больше не могу выносить этого заключения. Хоть я и считала себя искушенной путешественницей, желудок у меня всегда был слабый. Мне нужно было сделать только один-два шага наружу, чтобы найти более чистый воздух, пусть, даже и пропитанный туманом. Так я и сделала, втянув в легкие благословенную сырость.
Были и другие пассажиры, очевидно разделявшие мое желание выйти на воздух. Большинство из них виделись просто неверными тенями, но налево от двери нашей каюты, очень близко друг к другу стояли двое, и до меня то и дело долетал звук голосов.
Тот, что выше, должно быть, мужчина. Другая фигура, закутанная в точно такой же, как у меня, плащ – явно женщина. Затем мимо прошел кто-то из команды, держа в руке фонарь, и отблеск от него ясно осветил обоих. Это была Амели, оставленная при нашем багаже.
Однако свет не выхватил лица ее спутника. Но сам факт, что их поза предполагала некоторую степень интимности, пробудила мои прежние подозрения. Был ли это другой мужчина, случайно привлеченный ее хорошеньким личиком? Я так мало знала о ней – возможно, она была весьма свободна в своих поступках вдали от взгляда хозяйки. Но не было сомнений, что между ними существовала некая сильная привязанность, и Викторина будет скорее защищать, чем обвинять ее на основании столь шатких подозрений, как мои.
Я решила проследить за Амели и удостовериться, что ее поведение не таково, чтобы впутать ее юную хозяйку в какую-нибудь неприятную историю. Беспокойство грызло меня, покуда мы причаливали и черепашьим шагом ползли до «Лик-Хауза».
– C'est magnifique! [10] Посмотрите, даже в тумане видны огни магазинов. Что за наслаждение бродить по ним… давайте отправимся поскорее!
Викторина отвернулась от окна отеля, опустив тяжелую портьеру, которую поднимала, чтобы взглянуть на Монтгомери-Стрит, полную жизни даже в такой ненастный вечер. Девушка так и кипела воодушевлением.
– Не ночью же, моя дорогая. – Миссис Дивз была исполнена благоразумного неодобрения. – Леди не появляются на улицах без подобающего сопровождения…
– Но я же вижу! – возразила Викторина. – Вот они – там… и там… – она указала пальцем на окно.
– Это не леди, – приговор миссис Дивз был окончательным и обжалованию не подлежал.
Викторина с хмурым видом отпустила бархатные красные занавеси, отгораживающие нас от огней и шума уличной жизни, Я уже заметно устала от красного бархата. В отелях, казалось, обожали его, как примету респектабельности и роскоши. А «Лик-Хауз», к тому же, был явно из новых.