Поскольку Сима спросила, Татьяна ей ответила:
– Знаешь, Симка, иногда так бывает, что в экстремальных ситуациях люди проявляют лучшие свои качества, которые в обычное время в них совершенно незаметны постороннему глазу.
– Какая ж я ему была посторонняя? Это теперь я ему посторонняя, а раньше была как раз наоборот… А как ты думаешь, зачем он прилепил плитку? И вообще, зачем ты ему позволила, когда она совершенно для другого дела была приготовлена?
– Ничего я не позволяла… Я… – И Татьяна рассказала подруге краткую историю появления на стенах своего туалета фисташковой плитки. – Сим, по-моему, он тебя любит, – закончила она свое повествование.
– Щас!!! – рявкнула Симона. – Свежо преданьице… И вообще! Мне теперь до этого нет никакого дела!
– Симка! Неужели все так серьезно с Фенстером? – не удержалась от вопроса Татьяна.
– Представь себе!
– Неужели влюбилась?
– Именно, Танька! Да еще как! Я и не знала, что так можно! Я теперь думаю, что я и Марка-то не любила… Понимаешь, не потому что он недостойный или еще там что… Думаю, что я не умела. Не знала, как это любить…
– А теперь знаешь? – глупо спросила Татьяна.
– Я чувствую, Танечка. – Симона сказала это таким задушевным тоном, каким никогда раньше не говорила. – Прямо хочется без конца цитировать классику: «Вся жизнь моя была залогом свиданья нежного с тобой…» и прочее, и прочее, и прочее… Я даже рада, что все так получилось. Если бы Рудельсон не был бабником, я никогда не узнала бы… А что касается плитки, – Сима вдруг резко сменила тему, – то мы купим другую… Я видела в «Максидоме»… такую… гораздо лучше фисташковой… персиковую… А мастера попросим эту содрать, а новую налепить ровно!
– Сима! А деньги? – схватилась за соломинку Татьяна.
– Фенстеру на меня никаких денег не жалко!
– Туалет ведь мой, а не твой!
– Это почти то же самое!
– Сима! Может, не надо?
– Надо, Таня, надо! Я хочу, чтобы моя подруга была так же счастлива, как я! Все! Целую! До завтра! Юлик пришел! Поцелуй за меня Жертвочку! – И Симона шлепнула трубку.
Татьяна тоже повесила трубку. Вот так номер! Она думала, что Симона отомстит Рудельсону по мере возможности и способностей и вернется в лоно семьи, а вот что вышло. Влюбилась. Да-а-а, в Фенстера можно. Потрясающий мужчина. Звероподобный интеллектуал. Интеллектуальный зверь. Языческий бог. Нет… Все не то… Пожалуй, Юлиану пока нет в ее скудном словаре определения. Бедный Марк. Такой удар по самолюбию, не говоря уже обо всем прочем. Как его Симонка назвала – муж на час! Мог бы быть ее мужем навечно, а хватило только на час, да и то тогда, когда это ей уже не нужно. Интересно, утешается ли он сейчас своим возлюбленным основным инстинктом? Говорит ли себе «все мы свободные люди»?