Нет, так дело не пойдет. Лучше вообще не думать о Теде. Нужно выбросить его из головы и не вспоминать, как шикарно он выглядит в своем кашемировом пальто и как приятно разговаривать с ним, зная, что он внимательно тебя слушает. Не вспоминать его запах – такой земной, пряный аромат, в который мне просто хотелось закутаться. Нет, лучше совсем не думать об этом. Плохо было и то, что Тед не давал о себе забыть. Он звонил мне все воскресенье, а когда я не поднимала трубку, оставлял сообщения на автоответчике. Я прослушала только первое – Тед опять лепетал оправдания насчет того, что у них, мол, вовсе не было интимного празднества по поводу воссоединения семьи и что я все неправильно поняла и т. д. и т. п. «Ха!» – только и сказала я. Не желая слушать дальнейших объяснений, я стерла пленку, а придя на работу в понедельник утром уничтожила и те сообщения, что пришли от Теда по голосовой почте. Он также писал мне письма по электронике, и я уже подумывала, не прочесть ли их, но затем вспомнила про присохший пластырь и удалила все письма.
Я устроилась за столом, вознамерившись сосредоточить мысли на чем-то другом, кроме моих теперь уже не существующих отношений с Тедом, и занялась доработкой ответа на ходатайство об упрощенном судопроизводстве по групповому иску. Получилось замечательно, даже я могла собой гордиться. Из-под моего пера вышел шедевр юридического искусства. Я потратила немало дней, сверяясь с законодательством, скрупулезно просматривала свидетельские показания и переписывала чертов проект раз двадцать. Теперь он выглядел почти идеально. Прочитав его, Даффи выразил бурный восторг, и даже Ширер отвлекся от бесконечного почесывания в паху, чтобы одобрительно кивнуть и сообщить, что у него нет серьезных замечаний.
Ходатайство должно было уйти по почте в среду, и у меня еще оставалось целых два дня – понедельник и вторник, чтобы откопировать и привести в порядок многочисленные приложения.
Я бодро взялась за дело: разложила в две аккуратные стопки показания представителей истца и акты медицинской экспертизы, с помощью бумажных наклеек указав множительному бюро, какие страницы мне надо отксерить. Это была монотонная, трудоемкая работа, и, закопавшись в бумаги, я весь день не поднимала головы. Когда я посмотрела на часы, было уже почти пять. Придя в офис с утра, я перво-наперво установила на своем телефоне режим «не беспокоить», чтобы меня не отвлекали ни коллеги, ни Тед. Без постоянных звонков время пролетело незаметно. В животе у меня уже урчало от голода, и я начала ощущать усталость. Глаза до сих пор болели от «слезного марафона», и хотя мне удалось поспать, прерывистый и беспокойный сон почти не прибавил мне сил. Учитывая резь в глазах, затекшие плечи и общее недомогание, я решила, что пора закругляться.