Шезра не торопился. Зачем кидаться и резать жертву, когда сперва можно хорошенько напугать?
И Шейнира будет довольна… весьма довольна…
– Заткнись, – процедил он на наречии синхов, чтобы элеан, упаси Пресветлый Фэнтар, и в самом дене не убедился в хрупкости рассудка старого синха.
– Ты беседуешь сам с собой, – насмешливо уточнил Тарнэ, – я знаю ваш язык, метхе Шезра. Так что… Лучше в самом деле отпусти меня. Тебе не изменить собственную судьбу, как бы ты ни дергался.
– Мы сами прокладываем путь сквозь время, – прошипел Шезра, – а тебе советую вспомнить, что ты сделал, чтобы заполучить голову живого Элхаджа!
Он погрузил острие ножа в плечо Тарнэ и вдруг понял, что за прошедшие годы совершенно не растратил навыков Верховного жреца Храма. Нож послушно устроился в пальцах, как будто последний раз Шезра участвовал в жертвоприношении не далее чем вчера.
Элеан только ухмыльнулся.
– Я могу много чего рассказать тебе, уважаемый Шезра, – медленно произнес он, – но, сам понимаешь, это будет одна ложь.
– В таком случае, уважаемый Тарнэ, мне придется приложить все усилия, чтобы ты сказал правду.
…Вода в тазу окрасилась розовым. Шезра несколько минут смотрел на собственные когти, затем взял жесткую щетку и старательно прошелся по их тыльной стороне. После этой процедуры его руки снова приняли обычную окраску, а когти обрели привычный густо-желтый цвет.
– Замолчи, а? – раздраженно прошипел он Шейнире, которая, даже пребывая в узилище, веселилась.
«И ничего-то ты не узнал, метхе Шезра, – прошептала Мать, – только вот… как же то зло, которое ты искоренял? Оно никуда не ушло из Эртинойса!»
– Я тебя не слушаю, – буркнул синх.
Он опрокинул таз в желобок и, подхватив лампу, вышел из умывальни. Теперь – неприятно, конечно, но придется что-то делать с телом элеана. Не скармливать же его Ясу?
«Хотя в общем-то мысль интересная, – подумал Шезра, поднимаясь в свои покои, – интересная, но…»
Дело было в том, что, словно очнувшись от забытья, Шезра увидел на алтаре смертного, которого убил собственными руками. Не во славу Шейниры и не во славу прочих богов, но для себя самого. И, к собственному ужасу, Шезра так и не смог вспомнить, когда же переступил ту самую невидимую черту, которая отделяет жизнь от смерти. Тогда он побежал. Прочь из зала Жертв, прочь от бездыханного элеана, в застывшем взгляде которого так и осталось выражение презрения к выжившему из ума палачу. И тут не то что разрубить на куски тело и отдать на ужин Ясу, даже еще раз взглянуть на Тарнэ синх уже не мог. Просто не мог…
Он неслышно вошел в свои покои, держа в вытянутой руке лампу. Тени настороженно метнулись по углам и замерли, выжидая.