Они брели по заснеженному зимнему лесу, почти не разговаривая. Перебрасывались ничего не значащими фразами – и все. Впрочем, Дар-Теену было почти безразлично. О чем ийлур может говорить с синхом, проклятой душой в не менее проклятом теле? Да ни о чем. Элхадж тоже не спешил излагать свою историю первому встречному ийлуру и, верно, вполголоса поносил его, на сколько хватало воображения.
И потому Дар-Теен погрузился в собственные невеселые размышления.
Он вспоминал Лиэ-Нэсс. Она незримо, тенью шла следом; порой в морозном воздухе скользил прозрачный и навевающий грусть аромат поздних хризантем. Ночью с бархатного неба взирали на Дар-Теена ее черные глаза, а днем, когда искрилось в снегу солнце, мерещилась копна ярко-рыжих волос. Так, словно Лиэ-Нэсс спряталась за деревом и поджидает, терпеливо поджидает предавшего ее возлюбленного… И в ту ночь, когда на маленький лагерь напала волчья стая, темная ийлура кружила рядом, ее звонкий смех вплетался в пение тетивы – и Дар-Теен так и не понял, чего более хотелось Лиэ-Нэсс: победы волков или же победы ийлура.
Дар-Теен тогда решил, что Лиэ-Нэсс так и не обрела покоя и дух ее витает над Эртинойсом, чтобы проследить, а выполнит ли предатель обещание.
«Выполню». – Он только стискивал зубы и отпускал тетиву.
И в свист стрелы, разбивающей застывший воздух, вплетался короткий, грустный смешок Лиэ-Нэсс.
В ту ночь волки проиграли битву, оставшись лежать вокруг зло полыхающего костра. Шкуры их Дар-Теен употребил на то, чтобы согреть издыхающего синха. Даже смастерил рубаху мехом внутрь, надеясь, что совершенно чокнутая в своей гордости ящерица все-таки выживет… и выведет его к Храму Шейниры.
А еще Дар-Теен подумывал о том, что даже в лесу им не стоит считать себя в безопасности. Как-никак он прирезал жреца Фэнтара, а значит, во всех крупных городах Северного Берега шла незримая и неслышная охота за его головой. У жрецов довольно тайн, чтобы передавать сообщения между городами, и неведомо простым ийлурам, как именно Фэнтар помогает своим приближенным…
Ийлур устало вздохнул. Оглянулся: где застрял упертый синх? Элхадж в десяти шагах торопливо обдирал ярко-оранжевые грибы с сосновой коры.
– Что ты делаешь Элхадж? Есть хочешь?
Блеснули желтые глазищи в тени капюшона.
– Тебе бы только о еде думать, ийлур. Мне любопытно, ты вообще думаешь о чем-нибудь еще, кроме как о пище?
Кулаки Дар-Теена сжались сами собой. Язва. Самая настоящая. И даже после того, как несколько дней выхаживал эту ящерицу, кормил, поил, согревал… Где, спрашивается, самая простая благодарность? Или хотя бы капелька почтительности?