Само собой, его никто не слушал.
А Элхадж – он даже не пытался сопротивляться. Да и что может сделать связанный синх против двух крепких ийлуров? А заветное Покрывало Шейниры, увы, было недосягаемо.
Поэтому синх съежился, втянул голову в плечи и предоставил богине самой решать его судьбу. Впрочем, он не забывал поглядывать по сторонам, чувствуя прикосновения липкой паутинки страха и ожидая увидеть ни больше, ни меньше, а жертвенный алтарь и кости синхов вокруг.
Его волокли сквозь стойбище кочевников. Мимо остроконечных шатров, сооруженных из длинных жердей и зеленой кожи щеров, мимо женщин, одетых точно так же, как и мужчины – в штаны и куртки, и не уступающих последним ни в росте, ни в ширине плеч. Лишь обильные украшения из кусочков меха да длинные волосы, заплетенные в десятки тонких косичек, отличали их от мужчин. Кое-где резвилось многочисленное потомство ийлуров, и Элхадж – совсем некстати – вспомнил давешний спор с Дар-Тееном о том, что лучше: десяток потомков от нескольких женщин или же один или пара от той, которой посвящаешь жизнь.
«Чушь все это, – разозлился вдруг Элхадж, – о чем ты думаешь, ящерица, когда тебя, может быть, скоро вообще не станет?!!»
Потом он вспомнил о том, что Дар-Теен поведал о семенах золотых роз, которые тот якобы несет в Храм; и эта мысль тоже показалась глупой и неуместной, но никак не желала ретироваться, пока Элхаджа не втащили в большой шатер и не швырнули на пол. Не на холодный земляной пол, а на мохнатые волчьи шкуры.
– Поднимите его, – раздался низкий голос, – я желаю говорить с этим порождением мрака.
Сильные руки тотчас приподняли Элхаджа, аккуратно поставили на колени. И синх с интересом уставился сперва на огромное ложе, устланное шкурами, а затем – на ийлура, возлежащего на нем.
Вне сомнений, это был правитель. На это весьма прозрачно намекали две полуобнаженные ийлуры по бокам ложа, богатая одежда из белого меха полярного медведя и тяжелый золотой обруч, венчающий низкий лоб ийлура. Волосы его были черны, но с проседью на висках, усы заплетены в две свисающие на мощную грудь косицы. Глаза же казались двумя щелками, откуда смотрела ночь.
– Ты знаешь, кто я? – прогудел ийлур.
Одной рукой он приобнял женщину, в другой держал огромных размеров чашу.
Элхадж счел нужным поклониться. Ну, или хотя бы сделать вид. То, что его до сих пор не прирезали на алтаре, подавало призрачную, но все-таки надежду.
– Полагаю, что ты – хозяин этих степей, – смиренно сказал, синх, стараясь говорить как можно четче.
Ийлур самодовольно улыбнулся, передал женщине чашу и подался вперед, опираясь на локоть.