Севергин ожидал, что скажет Флора. На миг ему показалось, что параллельно с любовной игрой и интеллектуальными композициями эта женщина строит хитрый расклад, где на кону стоят не деньги, а нечто большее.
– Я не продам портрет сестры.
– Хорошо, в таком случае я согласен даже на авторскую копию, разумеется, за меньшие деньги.
– Вы хорошо знаете, что картину невозможно повторить.
– Могу ли я увидеться с художником?
– Он исчез.
– Я подниму цену!
– Нет, Курт... Картина не продается... Простите, я оставлю вас. – Флора встала и, шурша платьем, покинула террасу.
Едва они остались одни, Порохью скакнул на стуле и зашептал на ухо Севергину:
– Помогите мне выйти на спецслужбы. КГБ – три страшных буквы! Но в них сейчас вся моя надежда.
– КГБ давно нет.
– Я знаю. Но дух советской инквизиции неистребим! Только это сумрачное общество иезуитов, паладинов безумной красной мечты может помочь мне. Я должен разыскать художника на земле или под землей!
– У меня нет связей в ФСБ.
– Тогда помогите вы, вы! Вы рядом с Флорой. Рано или поздно информация о художнике всплывет, и я дорого заплачу вам.
– Я не торгую информацией. Простите, я покину вас, как-никак, я охранник, а моя хозяйка слишком долго отсутствует.
– Постойте, я не все сказал! – крикнул вдогонку Порохью.
Там пели молоты и пилы —
В ночи работали масоны.
Н. Гумилев
Севергин насквозь простегал маленький парк, рассекая чинно прогуливающиеся пары, вызывая подозрение. За деревьями белел неосвещенный греческий портик. Повинуясь интуиции, он подошел ближе, заглянул за колонны и замер.
Флора, опустившись на одно колено, говорила с седовласым патрицием, тем самым, что встретился им на аллее. Из-под распахнутого плаща светилось ее обнаженное колено. С выражением мольбы и боли она держала руку седовласого. Невозмутимый, как сфинкс, он покровительственно положил руку на ее темя.
– Это же Черносвитов, – раздался над ухом хриплый шепот Порохью. – Ого, что я вижу?!
Все так же стоя на одном колене, Флора поцеловала руку седовласого. Ее глаза были закрыты, на лице плавало выражение кошачьего блаженства.
– Назревает интрижка. Ваша хорошенькая хозяйка, должно быть, хочет сбыть Черносвитову картину пропавшего художника или сдать ее на хранение. Но для этого вовсе не обязательно прятаться в портике Цереры и расстегивать ему брюки.
– Пойдемте отсюда, Порохью.
Стиснув зубы, Севергин тащил немца вдоль аллеи. Тяжело дыша, привалил его спиной к дереву.