«Мало татей сих предавали анафеме в первый день Великого поста, мало их проклинали в указах думные дьяки. Не остыла в народе тяга к волгарю, слишком отзывчиво на всякую боль и тугу русское сердце, издавна жалеет оно мучимых и обреченных, и в последнюю минуту дарит своим прощением, будь он хоть сам дьявол!»
С помоста зычно орут царский указ, с куполов срывается воронья туча и с граем исчезает за туманной Москвой-рекой. Не моргнув глазом, Разин слушает приговор, опускает выскобленную голову, с надрезом от «водяной пытки», и кланяется «четырем ветрам». Потом на все четыре стороны кладет земные поклоны замершей толпе, просит прощения и, задумчивый, совершенно спокойный, отдается в руки подручных палача. Степана зажимают между двух широких досок. Во всеобщем безмолвии палач отсекает его правую руку выше кисти, потом левую ногу ниже колена. Степан не издает ни звука. Из отворенных жил на сосновый помост и унавоженный снег хлещет кровь, и немецкий лекарь прижигает обрубки шипящим факелом.
Людское море гудит, сочувствуя стойкости атамана, иные шепчут, что Разин умер. Один дьяк из приказных видел, как из-под досок выскользнул черный от крови аспид и с шипением ушел сквозь землю. Раздавленный страхом Фрол бормочет заветную формулу: «Слово и дело!» Из-под окровавленных досок, где зажато изуродованное тело Стеньки, сочится глухой, смертный хрип:
– Молчи, собака!!!
То были последние слова, произнесенные атаманом. Последняя живая страсть; забота о тайных кладах поколебала его нечеловеческую стойкость. Фрол задорого выкупил свою жизнь, пообещав выдать сокровища, спрятанные во время разбойничьей эпопеи, но мифические богатства так и не были найдены, однако казнь Фролу была заменена пожизненным заключением...»
Квит жалел, что опоздал родиться на несколько столетий. Насколько проще и грубее стала жизнь, настолько примитивнее ее персонажи. Вот, к примеру, Плотникова – настоящее одноклеточное, инфузория «туфелька» в грязной луже российского бизнеса. Со слепой жадностью, свойственной простейшим, она бросается на любую добычу. Зачем? Себя она обеспечила на тысячу лет, а детей у нее нет как нет. А вдруг она тоже охотник, и для нее «цель – ничто», но движение, азарт погони – все! И все ее существо, ненасытное, нервное, разражается бурным оргазмом при одной мысли о растущих барышах.
Да, они чем-то схожи. Поэтому Ангелина одним своим существованием бередила в нем охотничий инстинкт и хищное сладострастие. Не «Кем быть?», «Кто виноват?» и «Что делать?» – вечные вопросы русского бытия, а клич «Кто кого?» – вот главный императив сегодняшнего дня.