Широкая деревянная бадья вот-вот должна была показаться над краем колодца. Послушник изредка поглядывал на туго натянутую, подрагивающую цепь. Млечно-белый всплеск над краем сруба на миг ослепил его и заставил остановить шаг. Нагое женское тело, навзничь переброшенное через бадью, плавно покачивалось и, казалось, летело ввысь, раскинув тонкие руки. В ручьях, бегущих с длинных золотистых волос, играло и переливалось солнце. Розовый утренний луч коснулся лица, и, омытое колодезным хрусталем, оно засияло обманчивой жизнью. Но ничего ужаснее этого блеска воды и света и этой обреченной красоты не было в мире: во внутренних владениях монастыря, куда даже паломникам вход был строжайше запрещен, в колодце оказалась мертвая девушка.
Ветви яблонь царапали лицо Иоиля и цеплялись за ее солнечные пряди, словно решили отнять у послушника его печальную ношу. Слепо пошатываясь, Иоиль нес девушку через сад, к кирпичным нишам и осыпавшимся аркам монастырской стены. Когда-то у ее подножия были вырыты обширные подвалы и ледники для хранения рыбы, теперь в заброшенных клетях обитала гулкая тишина. Вскоре Иоиль вернулся к колодцу. Он отцепил кованый карабин, и бадья с грохотом упала в колодец...
Над широкою, тихой рекой,
Пояском-мостом перетянутый,
Городок стоит небольшой,
Летописцем не раз помянутый.
Н. Гумилев
Немного найдется на земле людей, чьи внешность и судьба отмечены особым ладом и счастливым равновесием. Словно где-то за гранью земной памяти, при зачине и пестовании юной души перепала им лишняя капля с Млечного Ковша, и с той поры ходят они по земле, как по небу, ни перед кем спины не ломят, а достаток, любовь и здравие черпают полной горстью. Почти всегда эти люди венчают могучий человечий род, намоленный и древний, пусть даже не именитый, но не растерявший в сквозных ветродуях истории ни крепости, ни праведности. Их чистый лик и ясный взор не часто мелькнут в кромешной суете, но уж если мелькнут, то навсегда зацепятся в памяти. К такому роду и принадлежал Егор Севергин.
Боковое стекло «Москвича» было опущено, и полевой духмяный ветер смывал жар с лица и шеи. Досрочно сдав зачеты, Егор выиграл день для поездки домой и теперь терпеливо отмерял оставшиеся километры. Его путь лежал сквозь маленький северный городок Сосенцы. От этого оплота местной цивилизации до его родового поместья, как принято теперь называть надел в полгектара и дом с парой сараев, было рукой подать. Мелькнула излучина Забыти, полная летней синевы и кувшинок. Остался позади памятный знак о первом летописном упоминании городка, и старинный, точно пряничный, посад запестрел резными наличниками и бревенчатыми «усадьбами».