– Этого звереныша надо застрелить! – отрезал Фегеляйне.
– Но она совсем ребенок! – напомнил Рузель.
– И что с того? Дети тоже солдаты. Эти щенки наносят больше вреда нашему наступлению, чем их папаши. Вы читали последние приказы русских? Сталин разрешил расстреливать с двенадцати лет. Этой девке никак не меньше двенадцати.
– Хорошо, – согласился Рузель, – но как ученый, я обязан осмотреть и освидетельствовать ваш трофей, а после делайте с ней, что хотите.
– Валяйте, профессор, а я пока приму «ванну», – махнул рукой Фегеляйне и вышел из блиндажа.
У входа, положив кисти рук на автоматы, сейчас же встали двое эсэсовцев.
Неуверенно вытянув руку, точно слепой, Рузель коснулся ладонью серебристых волос на темени девочки и заглянул в глаза. Он знал, что часовые слышат каждый звук, поэтому он обратился к ней без слов:
«Как тебя зовут?»
«Василиса», – так же беззвучно ответила девочка.
«Я знаю, кто ты, дитя, и кем была твоя матушка».
«Где она?»
«Ее больше нет на земле».
Из глаз девочки выкатилась слезинка. Следом – другая, алые лепестки губ дрожали, сдерживая рыдания.
Удерживая за плечи, профессор вывел девочку из блиндажа и повел к своей палатке.
– Как успехи, герр профессор, вы нашли у маленькой ведьмы хвост? – окликнул его Фегеляйне.
Штурмбанфюрер был заметно навеселе. Он сидел по пояс в кадке с горячей водой, его донимали комары, и он яростно чесался. Рузель отвернул девочку лицом к яблоне. Это дерево было принесено с вершины холма и приготовлено к отправке в Германию. Его корни поместились в огромной кадке, а ветви были плотно увязаны над макушкой, как высоко поднятые руки.
– Девчонка явно недоразвита, – ответил он в тон штурмбанфюреру. – Я проверил ее рефлексы. Они мало чем отличаются от реакций животных. Я забираю ее и направляю к доктору Менгеле, ему постоянно нужны дети-доноры.
– Нет, уважаемый, эта тварь дьявольски умна, если сумела провести даже вас. Отойдите-ка в сторону, я разом прекращу все ее штучки, – разнеженный теплом и хмелем Фегеляйне все еще говорил довольно миролюбиво.
– Я настаиваю, – попытался противиться Рузель, но лучше бы он этого не делал.
Огромный, дымящийся, похожий на ошпаренного хряка, Фегеляйне вылез из бочки и лениво потянулся к висевшей на сосне портупее. Он не спеша достал из кобуры черный, маслянисто блеснувший на солнце вальтер, снял его с предохранителя и передернул затвор.
– Подите прочь, ваша ученость, не то я буду вынужден продырявить вашу умную башку.
– Умоляю, не надо… – профессор попытался своим телом прикрыть от выстрела девочку, которая все еще стояла, уткнувшись лицом в ствол яблони.