— Во-во! — кивнул головой Сергей. — И работенку нашу пыльную вспомни, и особливо кликухи наши среди братвы: ты — Утюг, я — Паяльник!
Толстяк захохотал, заколыхался всем телом:
— Да ланна тебе, братан! Мы ж никого не замочили тогда, так, пугали только…
— Никого? — Сергей налил себе еще, отхлебнул. — А Резвана с компаньоном его?
— Не, ну это ж потом уже было, в 93-м, в конце…
— Да, ты прав, это было уже в другую эпоху, и дела мы тогда делали другие… Из бандитов мы стали брокерами, хе-хе. Или диллерами? Помнишь состав с «КамАЗами»?
— Серега, ты еще это алжирское повидло вспомни! Если бы не Бабай, земля ему пухом, так шустриками бы и бегали…
— Да уж, Бабай нам тему подкинул, царствие ему небесное. И понеслось — ваучеры, аукционы, банкротства, основные фонды, офшоры… Как там раньше-то было — хочешь жить: чемодан — вокзал — Израиль? А у нас с тобой другая схема работала: кредит — офшор — Багамы. Этапы большого пути, мля!
Владимир встал, налил себе полстакана из хозяйской бутылки, изобразил пухлой ручкой жест типа «в горле пересохло», шумно проглотил янтарную жидкость, усмехнулся:
— Тока на фига тебя в Думу понесло, до сих пор не пойму… Ну сделали деньги, уважаемыми людьми стали, теперь трешь-мнешь со всякими там политиками, культурниками…
— Я, Володя, тут как раз паузу хотел сделать. Когда в 1996 году ощутил я себя вдруг, как теперь говорят, олигархом, очень мне стало вдруг грустно. Ну деньги, ну немерено денег… И что? Счастье где? Удовольствия? С Веркой развелся, ее и детей обеспечил на сто лет вперед, женил ее на этом Джероме, и живут они сейчас в своей Майямине, как у Христа за пазухой.
Я — свободен, балдей — не хочу! Ты тогда с урюками мутил что-то, проект этот каспийский…
— Между прочим, двести тридцать процентов прибыли! Вместе хапнули тогда! — Володя налил себе еще, подмигнул хозяину кабинета: — Твоя доля пополамная была…
— Но я и вложился по чесняку! — кивнул Сергей и досадливо поморщился: — Да не в этом дело! Я хотел кайф от своих денег получать! Понимаешь? И начал пробовать — ну, чтобы не зря все, чтобы потом, на свалке, не обидно было за них… За эти… За бесцельно прожитые…
Рассвет встречал двадцать четыре часа в сутки — перелетал на вертушке следом за солнышком, жрал и пил все, что только придумать можно — соловьиные язычки, турлэ в соусе из глазниц осьминога, парные мозги откормленных гранатами обезьян… В книге какой-то вычитал про мороженое из женского молока — и даже его заказал!
— Б-э-э… — Толстяк потыкал растопыренными пальцами в три своих подбородка, изображая отвращение.