– Нет, дело не в этом.
– Что же случилось?
Квентин открыл широкие стеклянные двери и вышел на балкон, жадно вдыхая сырой утренний воздух.
– Ах, Бренна! Я бы все отдал, лишь бы вдохнуть свежий ветерок ирландских холмов! Очутиться там после дождя, когда солнечные лучи прорезают черные тучи…
– Квентин… – Бренна сцепила руки под складками кружевной шали. – Квентин, я должна тебе что-то сказать.
– Да говори же, сестра!
Бренна не знала, как сообщить ужасную новость, но слова сами собой сорвались с губ.
– Отец… папа умер.
– Что?! – Квентин съежился и словно стал меньше ростом. – Что ты сказала, Бренна?
– Папа скончался. Опухоль его убила. Прошлой ночью дядя Эймос получил письмо. О, Квентин, наверное, отец уже умирал, когда мы покидали Дублин!
Последовало долгое молчание, прерываемое только щебетом птиц и криками уличных торговцев. Квентин тяжело оперся о перила. Губы мгновенно побелели, от лица отхлынула кровь.
– Я… не знаю, что сказать, сестра.
– Боюсь, здесь нечего сказать. Папа умер, и мы остались одни на свете. Но, Квентин, наши беды на этом не кончились. Эрхарты… словом, они разорили отца и отобрали Лохлан и все паше состояние.
– Значит… Лохлана больше нет?
– Да. Поместье в руках Нейла Эрхарта.
– Эрхарт, – медленно повторил Квентин. – Мне следовало пристрелить этого негодяя, Бренна. Прикончить за все, что он с тобой сделал. Но я струсил. Позволил отправить себя в Америку, послушался уговоров.
– Отец просил нас уехать. Мы… ты не мог знать…
– Это ничего не меняет! Не вернет ни отца, ни Лохлан!
Квентин шагнул к маленькому шкафчику вишневого дерева и вынул бутылку виски и бокал. Налив почти до краев янтарной жидкости, он залпом осушил бокал и вытер заслезившиеся глаза.
– Иисусе, стыдно признаться, но мне стало легче. Прости, сестра, что пью у тебя на глазах, но без этого мне не справиться с собой.
Бренна почти рухнула в кресло.
– Но ты понимаешь, что все это означает? Мы нищие, нищие и бездомные! Дядя Эймос утверждает, что мы не получим ни пенни отцовского состояния. Этот дом… мои туалеты… Мы не можем больше ничего себе позволить.
– Нищие? Разорены?
Квентин уставился в пустой бокал и, медленно потянувшись за бутылкой, снова налил себе виски.
– Но этого просто не может быть! Что-то, наверное, должно остаться. Наши фонды…
– Нет. Все пропало. Все. Мы бедны, Квентин, и целиком зависим от милосердия тети Ровены и дяди Эймоса.
– Но срок уплаты за мою квартиру истек еще две недели назад! Я ничего не отдал хозяину, и Бог знает, почему Этьен до сих пор со мной – я не платил ему целый месяц! А счета от портного астрономические! И… куча других… Дядя Эймос ошибся! Невозможно, чтобы все пошло прахом!