История тем не менее имела продолжение. По возвращении во Владивосток Дмитрий благополучно забыл о том предсказании, которое сделал Платон Эдуардович. Поездка к Курите осталась в прошлом, обогатив память воспоминаниями о воздушном сражении, изрядно приукрашенном запоздалой фантазией. Жизнь снова вошла в привычную бюрократическую колею: письма, отчеты, распоряжения, редкие посетители. Сердцевина Тихоокеанского управления, даже несмотря на затяжную войну двух влиятельных соседей, претендовала на звание самого тихого места во всей государственной службе. На периферии ежедневно что-то происходило. Шпионы, диверсанты, продажные люди, эмигранты, торговые соглашения и различные протекции нужным людям… До управления все это доходило в виде слов, ссылок, цифр. За такой бумажной реальностью незаметно поблекли истинные впечатления о сражении Куриты с Риковером, о путешествии над Тихим океаном.
На самом деле воспоминания, конечно же, никуда не исчезли. Они затаились, подобно рыси, чтобы в нужный момент вырваться наружу и вспыхнуть где-нибудь там, за пределами слов и цифр.
Эмиссаром надвигающихся изменений стал молодой японский офицер, в парадном мундире, с ножнами неизменной самурайской катаны и кожаной кобурой нагана. У эмиссара имелся запечатанный пакет, адресованный полномочному представителю Его Императорского Величества. Таковым во Владивостоке числился действительный тайный советник Платон Эдуардович Несвицкий, под начальством которого Дмитрий работал уже третий год.
– Готов спорить на месячное жалованье, – потрясая пакетом, говорил Платон Эдуардович, – внутри источник больших неприятностей. Я уже немного понимаю японцев и могу угадывать содержимое таких вот писем. По способу, которым они доставляются.
Стоявший в углу, между подоконником и книжным шкафом, Дмитрий предпочел промолчать. Его личный опыт не содержал никаких инструкций, в которых упоминались бы подобные пакеты. Он только и успел, что заметить иероглиф Куриты рядом с печатями.
Платон Эдуардович тем временем небрежно сломал одну за другой все печати, осторожно – как будто нарочно представляя контраст с предыдущим своим поведением – развернул плотную шершавую бумагу и извлек наружу небольшой лист, своими пропорциями напомнивший Дмитрию серпантин.
– Вот дьявольщина! – пробормотал советник, надевая очки в роговой оправе и тщательно вглядываясь в нарисованные кисточкой иероглифы. – И главное – почему? Что известно ему такое, что неизвестно нам?
Тут уже Дмитрий не смог удержаться от любопытствующего взгляда. При желании Воздушная Ловушка могла работать и как невидимое со стороны зеркало. Как раз то, что нужно, чтобы безбоязненно заглядывать через плечо. Японскую письменность он знал слабо – для бумаг на японском при управлении имелся специальный переводчик, – но некоторые иероглифы уже настолько примелькались, что их значение Дмитрий понимал интуитивно.