— Семнадцать… восемнадцать… девятнадцать… Истомин отлично знал, что это за предмет: он назывался зоска и являл собой плоскую и тяжелую свинчатку, обшитую кожей, мехом или сукном. В далеком и туманном детстве Истомин слыл чемпионом двора по отбиванию зоски, мог не ронять ее до тех пор, пока не уставала опорная нога. Хорошая была игра, интеллектуальная.
Судя по небольшому счету, малолетка только начал очередную серию. Он стоял спиной к Истомину — худенький, чуть ссутулившийся, в широкой выцветшей ковбоечке, в ветхозаветных сатиновых шароварах, в донельзя замызганных кедах — и сосредоточенно повышал свое спортивное мастерство.
— Тридцать четыре… — частил малолетка, — тридцать пять… тридцать шесть…
Истомин вылез из машины, не заглушив двигатель, стоял наблюдал. Кого-то ему напоминал парнишка, кого-то до боли знакомого. Кого?.. Муки памяти следовало утишить.
— Эй! — крикнул Истомин.
Парнишка вздрогнул от неожиданности и уронил зоску. Первым делом подобрал ее — еще бы, ценность-то какая! — и только тогда обернулся.
— Чего? — невежливо спросил он.
Светлые, не поддающиеся расческе волосы, выцветшие голубые глаза, нос-картофелинка, усеянный веснушками… В старом семейном альбоме Истомина имелась черно-белая фотография: он, десятилетний, стоит, полуобернувшись, в песочнице и сердито смотрит в объектив дешевенького «Любителя». Отец тогда окликнул его нежданно, оторвал от игры…
Истомин, как зачарованный, шагнул вперед.
— Ты? — только и выдохнул.
Парнишка сощурил глаз, как пробуравил Истомина, длинно сплюнул и соизволил ответить:
— Ну я.
— Значит, и я? — засомневался Истомин.
— Выходит, и ты, — усмехнулся парнишка. — Это уж как посмотреть.
— Да как ни смотри… Сколько тебе лет?
— Десять. А тебе?
— Сорок.
— Ни фига себе! Моему отцу и то меньше.
— Как он?
— Нормально. Зоску пятьдесят раз запросто бьет. Да ведь ты помнишь…
— Помню. — Истомин шагнул в песочницу. — Дай-ка я попробую.
Взял теплый от мальчишеской ладошки кружок, подкинул его, поймал на ногу, отбил-поймал, отбил-поймал, отбил… и потерял равновесие, чуть не упал. Ладно Истомин-младший плечо подставил.
— Еще раз! — Расставил руки, тяжело балансируя, качаясь, как рябина из песни, довел счет до десяти. — Хорош! — Выпрямился, задыхаясь.
Мальчик поднял зоску, обтер ее от песка, сунул в карман, протянул то ли сочувственно, то ли осуждающе:
— Да-а-а…
— Что «да»? — обиделся Истомин. — Поживи с мое.
— Поживу, — усмехнулся Истомин-юниор. — Вижу, что поживу.
— Черта с два кинешь.
— Кину. Увидим.
— Смотри на меня. Я — это ты.
— К сожалению. Но необязательно.