Ну вот. Попробовал поговорить с ним по-хорошему — и что? Не хватало еще, чтобы он заговорил о правах, помахал перед носом у Ла Бравы копией того уведомления, врученной ему в участке.
Ла Брава взвел курок «смит-и-вессона» — для пущей важности, просто чтобы услышать этот звук, — вставил дуло в рот Ноблесу, продвинув мушку за верхние зубы, так что Ричард судорожно сглотнул и блеск в его глазах померк.
— Ричард, ты вздумал мне яйца крутить? — спросил он равнодушным, спокойным тоном, как заправский коп. Пожалуй, из него бы вышел неплохой полицейский. —Ричард, у меня в руках пушка, — продолжал он. — У тебя нет пушки, а у меня есть. И ты еще пытаешься мне угрожать? Я тебя не понимаю. Что, по-твоему, я сейчас с тобой сделаю? — Он вытянул пистолет, прижимая дуло к нижней губе пленника. — А, Ричард?
— Не имеешь права, — пробурчал тот.
Вот, пожалуйста! Ла Брава снова засунул револьвер поглубже ему в рот. Опять это чертово уведомление о правах! Эти сволочи все себе позволяют, цепляются к людям, вымогают, запугивают до смерти, а потом прячутся за своими правами.
— Ричард! — сказал он, стараясь держаться внушительно, но так, словно ничего особенного не происходит. — Раз у меня в руках пушка, стало быть, все права у меня. — Точно так же мог бы произнести эту фразу городской коп. Он сидел на брюхе Ноблеса, прислушиваясь, как дышит распростертый под ним человек, он держал его жизнь в своих руках, сжимал ее ногами, но не испытывал злобы и готов был прийти к взаимопониманию. Странное, но совершенно естественное ощущение: он словно открыл в себе нечто, о чем прежде не подозревал. Ла Брава понял, что мог бы убить Ричарда, — в этот момент он мог бы его убить, нажав на курок, но он не знал, что почувствует в следующую минуту, когда затихнут отголоски выстрела и он вновь услышит шум прибоя. Что-то происходило в нем, давал о себе знать коп. После стольких лет, потраченных на ожидание. Девять лет ожидание было его профессией— стальной взгляд, умный вид. Однажды он слышал, как Бак Торрес ручался свидетелю, уговаривая его поделиться информацией: «Даю вам слово, как мужчина мужчине». Не как коп — как мужчина. Это не выходило у Джо из головы. И вот теперь он сам оказался в такой же ситуации: один человек против другого. И он сказал Ноблесу, как мужчина мужчине:
— Довольно этой ерунды. Ты придурок?
Он вытащил дуло изо рта своего пленника, всмотрелся в его такое американское лицо, бледное в лунном свете, искаженное болезненной гримасой.
— Не слышу ответа.
— Нет, я не придурок. Господи Иисусе!
— Откуда тебе известно, кто я такой?