Они встретились на следующий день после звонка в обед. Миша сильно волновался. Он очень боялся, что прежняя волна накроет его с головой, и вернутся запрятанные глубоко-глубоко страшные переживания, с которыми совладать невозможно. Они встретились, волна Мишу не накрыла. Но руки дрожали, и глаза непонятно куда было девать. Света тоже волновалась. Они пили кофе минут сорок в забитом людьми кафе.
Света сказала, что от мужа она ушла почти сразу после отъезда. Устроилась она очень, по её словам, хорошо. Снимает дом в Торонто, работает, учит французский язык и совершенствует английский. Дочь учится хорошо.
Выглядела Светлана шикарно, ей очень шла короткая стрижка. Она поругала Мишу за то, что тот прибавил в весе, хотя признала, что поправился Миша не сильно, зато стал много респектабельнее. Она подарила Мише дорогие и классные запонки из золота и цветной эмали. Запонки были в виде знака «Остановка запрещена». Миша ничего ей не подарил. Не подумал. Так они и расстались надолго, если не навсегда. Так была поставлена точка в той истории.
Миша эту историю никогда не забывал и очень опасался снова влюбиться сильно и сокрушительно. Любви он не боялся! Он боялся того, что с ним происходило больше года. Он боялся того чувства и того, в чём он себе признавался каждый день, прожитый в состоянии той любви.
Он помнил, что признался себе в том, что ненавидит свою жизнь, которая мешает ему любить, и открыто, свободно и постоянно быть с любимой женщиной. Он понял тогда, что вся жизнь, к которой он так стремился и которую выстраивал своим трудом и которую любил: жена, работа, друзья, и даже его собственный и горячо любимый ребёнок – всё это мешает и не даёт ему любить так, как он хочет. Всё устройство его жизни против самого дорогого ему человека и чувства. Тогда он признался себе, что не любит свою жизнь и не любит себя, живущего этой жизнью. Миша с ужасом вспоминал время своей нелюбви к своей жизни.
А тут дурацкий кафельный пол дешёвого кафе вызвал в нём прежние переживания и отголоски признаний в нелюбви к своей жизни. То, что он вдруг и совершенно неожиданно понял, что ему скучно, плохо и неинтересно одному с самим собой и со своими мыслями даже в Париже или Берлине, его напугало самим фактом признания. Он не хотел снова ощущать нелюбовь к себе и к тому, что сделал своими руками, к тому, что сложил, и к тому, как он теперь устроил свою жизнь. Миша заволновался за свои новые привычки, взгляды и мнения. Он остро не захотел ни в чём сомневаться.
Он просидел за рулём заведённой машины минуты три. Почувствовал и понял то, что понял. Он обнаружил в себе ещё признаки совсем новой и незнакомой ему сильной тоски. Ещё раз проклял кафельные полы и позвонил Стёпе.