Мартина всех превзошла. На ней было белое платье с плиссированной юбкой, которая кружилась вокруг ее длинных ног – такая уж у нее была манера на ходу вскидывать ноги, при этом верхняя часть туловища оставалась столь неподвижной, как если бы она несла на голове кувшин, наполненный водой. Без всяких ухищрений косметики черты ее лица были ясно видны издалека: горизонтальные линии бровей и рта, вертикальные – прямого носа и лба… Волосы гладко лежали на маленькой головке, волнами спускаясь на шею: Мартина остриглась, невзирая на протесты мадам Донзер… Мадам Донзер и Сесиль, потрясенные, растроганные, с замиранием сердца смотрели из зала на Мартину. Сесиль не была ни завистливой ни ревнивой, и все же Мартина испытала некоторое облегчение, когда та со своим Полем из пятнадцати соревновавшихся пар взяла первую премию за танец слоу. Но гвоздем этого незабываемого вечера была встреча…
Это произошло перед самым уходом, очень поздно. Мартина одиноко стояла у решетки, глядя на сверкающий замок и ожидая аптекаря, который должен был отвезти их домой в деревню; аптекарь никак не мог отыскать свою машину, а его жена и мадам Донзер уселись где-то на скамейке, утомленные наблюдением за танцевавшими дочерьми в большей степени, чем если бы они сами танцевали. Сесиль же уединилась со своим возлюбленным. Произошло это именно в тот самый момент, когда прожектора погасли; Даниель внезапно возник из темноты и приблизился к Мартине. Он, как всегда, вел в поводу свой мотоцикл и, как всегда, улыбался. В глубокой бархатной ночи небо было усеяно звездами.
– Мартина, – совсем тихо сказал он, – как мне хотелось бы пропасть с тобой вдвоем в лесах…
– Мартина! – раздались голоса. – Мартина! Где ты? Тебя ждут!
Даниель оседлал свой мотоцикл, прощально поднял руку. Мотоцикл рванулся вперед, громыхая, как зевсова колесница.
Деревенские домики, заново отделанные парижанами, туристский лагерь. Мадам Донзер, парижанка, находила, что летом их деревня приобретает «стиль Сен-Жермен-де-Пре»[4], но это ее утверждение ничего не говорило ни Мартине, ни Сесили. Зато они и без объяснений знали лучше, чем мама Донзер, что молодые парижане плохо воспитаны: задаются, сквернословят, горланят и не способны отличить ячмень от овса. Да уж если таковы парижане, то по сравнению с ними деревенские парни – совсем ручные домашние животные! А городские девицы! Полуголые, растрепанные, разутые, неряхи, хотя у них на загорелых телах и всего-то лифчики да плавки! Но ведь достаточно мятого платочка на шее, чтобы создалось впечатление неряшливости! «По совести говоря, нынешнее поколение – несчастье для родителей», – говорила мадам Донзер своей приятельнице-аптекарше (аптекарше по мужу, ибо не она обучалась фармации, а он), и та отвечала, что это поколение доставляет не больше хлопот своим родителям, чем любое другое из предшествовавших, и что сейчас дети тоже бывают разные. А то, что молодежь бегает теперь в чем мать родила, так это результат прогресса медицины посмотрите-ка на них, какие они здоровые, рослые, складные… фруктовые соки, витамины…