Я благополучно прошел через таможню, предъявив свой пропуск мускулистым здоровякам в вестибюле. Один из них совсем недавно конвоировал меня к Дженис.
«Господи, сколько с тех пор всего произошло», – подумал я и с трудом удержался от желания пройти к залу совещаний, где в моем сне меня судил багряный судья. Усилием воли я направил себя в противоположную часть здания, где находился кабинет Лысого Дьявола и мой тоже.
Поскольку являться к шефу было еще рано, я прошел к своему кабинету. Он был небольшим, по сравнению с кабинетом сэра Найджела, одним из помощников которого я числился, но хорошо обставлен офисной мебелью в стиле конца XX века, которая мне так нравилась.
На столе уже накопились какие-то бумаги, которые я быстро просмотрел. В основном всякая ерунда. Сводка информации со всего мира, вероятно, для того, чтобы мы лучше разбирались в международной политике и могли побеседовать о ней, если придется убить какого-нибудь министра, скажем. Такое, кстати говоря, уже случалось пару раз, один раз у нас, а второй раз то ли у поляков, то ли у испанцев. Различные бумаги технического характера о новых приемах и устройствах, изобретенных в последнее время как для защиты жизни, так и наоборот. Какие-то бумажки, присланные канцелярией от Биллингема. Счета из бухгалтерии за пользование сотового телефона и лимузина фирмы. Несколько анкет из отдела вооружения. И так далее в том же духе почти до бесконечности. Любой чиновник, даже если он служит в такой организации, как наша, является большим специалистом по изобретению бумаг, которые никому, кроме него самого, не нужны. Да и ему самому на самом деле тоже. Наши бюрократы были просто гениальны по части изобретения всевозможных докладов, счетов, анкет, сообщений и так далее. Под началом Мартинелли и Биллингема служили сотни чиновников, в той или иной степени осведомленных о деятельности нашего бюро. Если бы я читал все бумажки, которые они мне присылали, то у меня просто не осталось бы времени на настоящую работу. Просто всякий человек изо всех сил старается показать, что он не зря ест хлеб свой и что без его твердой руки, умной головы и подписи на важных бумагах наше бюро уже давно бы развалилось, а все мы подались бы в наемные убийцы или померли бы с голоду.
Прочитав наиболее важные бумаги, а остальные спустив в бумагорезку, на что у меня ушло девять минут, я задумался. До назначенной мне аудиенции с сэром Найджелом оставалось около двадцати минут, а делать было решительно нечего. Мне было лень загружать свой несчастный ум ненужным хламом, а идти раньше времени не хотелось, потому что Лысый Дьявол людей, боящихся опоздать и потому приходящих слишком рано, любил ненамного больше, чем людей, которые приходят слишком поздно, считая первых недисциплинированными параноиками, а вторых – недисциплинированными идиотами, в равной степени опасными для такой организации, как наша. В итоге я поудобнее устроился в кресле, закурил и попытался подумать о чем-нибудь приятном. Например, о том, что сегодня я при небольшом везении проверну операцию, которую не стыдно было бы включить в любое досье. Даже самым опытным палачам крайне редко приходится действовать в одиночку, без прикрытия, тем более при таком количестве жертв. Это будет классная работа.