Я во время этой сцены с чистой совестью ем пироги, которые мне дала с собой мама.
- Что это ты ешь? - строго экзаменует меня Адель.
Я объясняю, что это русские пирожки с капустой, которые мы сами печем дома.
- Скажи-ка, пожалуйста, своей маме, чтобы она пекла и для меня, ведь я так люблю все русское. - Она поднимает очи гор?е и погружается в мечтательные воспоминания: - Если бы ты знала, кто в те времена всё бросал к моим ногам, когда я гастролировала с "Дамой с камелиями", - великие князья, а однажды уж одним-то из них я полакомилась. Я бы и царя не пощадила, думаю, да жаль... жаль, он уже был болен. А вообще - мужчины! Все они трусы, моя дорогая Мышка, все... ну, скажем так: почти все. Я понимаю, почему ты не выходишь снова замуж. А ты знаешь, что Артур Шницлер был моей большой любовью?..
Я замялась.
- Так знаешь или нет? - спрашивает Адель с легкой грозой в голосе.
- Не знаю, - послушно и искренне отвечаю я.
- Ну, - торжествует она, - это была моя великая любовь! Но не спрашивай, чего мне стоило покорить его. Сначала, как это приличествует даме, я ждала его любовных признаний. Я предоставила ему для этого достаточно возможностей: в театре, после театра, но он постоянно избегал оставаться тет-а-тет. Тут я узнаю, что он любит устрицы. Приглашаю его к себе домой, велю подать из ресторана несколько дюжин устриц и много шампанского. Мы наслаждаемся, Мышка, наслаждаемся - устрицами и шампанским... А я флиртую с ним на грани приличий. Часы в гостиной бьют, бьют снова и снова. И что затем происходит, как ты думаешь?
- Полагаю, что господин Шницлер...
- Та-та-та, господин Шницлер, - перебивает меня задетая Адель и неприязненно продолжает: - Артур хватается за новую бутылку шампанского, но тут я перенимаю инициативу. "Сначала марш в постель!" - командую я. И ты не поверишь, Мышка...
Морщинистое лицо Адели разглаживается:
- Это помогло...
Не могу сказать, насколько она привирает или говорит чистую правду, рассказывая свои истории, - об этом, пожалуй, никто не знает, кроме нее самой.
В другой раз она просит меня отвезти ее на прием в министерство пропаганды. У нее нет машины. Обычно она ездит с сестрой на такси, но сестру не пригласили, а Адель одна никуда не ходит из принципа, стало быть, я должна сопровождать ее.
- Эти люди представления не имеют о приличиях, - сердится она.
Итак, мы вместе приезжаем в министерство; Адель, как всегда, закутана в широкие, ниспадающие волнами одеяния, на руке висит огромная вышитая сумка.
Партийные бонзы и кинознаменитости сидят вперемешку. Центром тут же становится она, окруженная благоговейно внимающими и молодыми и пожилыми коллегами. Тема - само собой разумеется - ее великое сценическое прошлое на подмостках "Бургтеатра"...