Снова письма! Все повторяется… Правда, в этом послании нет ни угроз, ни требований. Зато есть назойливое любопытство и скрытое желание досадить.
Господин Салахов вспомнил, как девять лет назад, перед самым отъездом в Англию, ему позвонил Горин.
– Кто вы? – спросил Юрий.
После свадьбы он словно окунулся в глухой омут, где, кроме Анны, ничего не видел. Дни летели стремительно и жарко, как пустынный ветер, а ночи и того быстрее. Странно, но Юрий забыл даже, зачем вообще познакомился с Левитиной. Звонок Горина немного отрезвил его, и то не надолго.
– Вы меня не узнаете? – возмутился пенсионер. – Сами приходили, расспрашивали про вашего дедушку…
– А-а! Горин! – спохватился Юрий. Действительно, как он мог забыть? – Прокофий Константинович?
– Он самый, – обрадовался старик. – А то я подумал, вы уже не интересуетесь бумагами Платона.
– Какими бумагами? Вы же сказали, что у вас ничего нет?
Прокофий Константинович вздохнул, помолчал немного. Слышно было, как он тяжело дышит.
– Болею я, Юрий Арсеньевич. Возраст… Ну, и решил Платошины бумаги вам отдать. Хотя он и не велел.
– Почему не велел?
– Я не так выразился. Перед смертью Платон Иванович пришел ко мне и попросил взять у него на хранение две тетради. Тут, говорит, история нашего рода и нашего безумия. Я ничего расспрашивать не стал, взял тетради и положил их на антресоли – спрятал, значит. Они были завернуты в пакет, а по краю заклеены. Выходит, Платон не желал, чтобы я их читал. А его воля для меня закон.
– Тетради? – удивился Юрий. – Вы уверены, что это не письма, не… Просто… дедушка не особо любил писать. Во всяком случае, я у него не замечал такой привычки – излагать мысли на бумаге. Он даже поздравительных открыток не посылал.
– Эх, Юрий! Плохо вы людей знаете. Есть такие молчуны, что только диву даешься. Не всякий человек может свои потайные уголки раскрыть. Особенно, когда речь идет о глубоко личном. Платон Иванович был как раз таким. Но… иногда хочется излить душу. Это как нарыв – если не вскрыть, умрешь. Вот человек свою боль на бумагу и переносит. Глядишь, и легчает.
– Вы хотите сказать, что в тех тетрадях…
– Что в них, я не знаю. Не читал. Платон сказал, чтобы я их хранил и никому не показывал. А потом… если он умрет, то еще год пусть тетради лежат у меня. Пока кто-то из родственников о них не спросит.
– А если спросит?
– Тогда я должен их отдать.
– Я же вас спрашивал! – возмутился Юрий. – Почему вы меня обманули?
– Когда вы ко мне приходили, год еще не минул. А больше вы не интересовались.
– Черт бы вас побрал, Прокофий Константинович!