Близнецы Мирей и Магали, которых так и не научились отличать их кавалеры, уже приближались к тридцати годам. Однако по их виду об этом невозможно было догадаться. Они порхали на ступеньках террасы, делая церемонные реверансы. Старый Прюдан, несмотря на свой восьмой десяток, твердым шагом подошел поприветствовать приехавших и тут же по-деловому занялся автомобилем и багажом. Впрочем, Пьера он приветствовал по-настоящему сердечно: ведь в былые годы Пьер проявлял неподдельный интерес к его занятиям садоводством, увлечению цветами и животными. И наконец, навстречу приехавшим с распростертыми объятиями выбежали Мелани и трое ее детей.
В свои тридцать два года все еще молодая жена Антуана полностью осуществила обещания, которые она дала, бежав со Средиземноморского экспресса от ненавистного супруга и укрывшись от него за непроницаемыми стенами этого старинного особняка. Конечно, теперь она уже не столь миниатюрна, но по-прежнему все ее естество дышит жизненной силой. Одета она была в платье из черного шелка, скроенного по модели арлезианского костюма, который был ей к лицу. Стройная шея, обвязанная изящным муслиновым шарфом, была украшена золотым крестиком, а очаровательное лицо обрамлено роскошной шевелюрой золотых волос.
С разбегу Мелани бросилась на шею к Антуану, тогда как дети, одиннадцатилетний Франсуа, девятилетняя Антуанетта и шестилетняя Клементина, вцепились в отцовскую куртку, ожидая, кого из них он поцелует первым.
– Мы уже начали сердиться, что вы запаздываете, – воскликнула молодая женщина. – Чем вы там развлекались по дороге?
– О да, – невозмутимо парировал Антуан. – В дороге было весело, так что мы не торопились!
– Не верьте ему, – вмешался Пьер. – Мы просто поздно выехали из Лиона, так как нас задержали в госпитале различные формальности.
Пьер получил свою порцию объятий, поцелуев, после чего его провели в святая святых дома – кухню необъятных размеров, где готовились самые немыслимые деликатесы и безраздельно царила Виктория. Ее кулинарного авторитета не пыталась оспаривать даже Мелани, и не потому что он был стопроцентно безгрешен. Просто Мелани любила и почитала ее, как доброго гения дома.
Виктория почти не изменилась. Только волосы ее стали снежно белыми, да лицо несколько располнело, обнаруживая контуры третьего подбородка. Но профиль, унаследованный ею, должно быть, от какого-нибудь берберского пирата, оставался царственным, а взгляд из-под очков в стальной оправе – живым и проницательным.
По обыкновению, в этот час она была занята приготовлением ужина. Вооружившись деревянной ложкой, наблюдала за кастрюлями и сковородками, на которых кипел буйабез, жарились ломтики мяса с каштанами, подогревался свежий хлеб. Увидев новоприбывших, она бросилась им навстречу, намереваясь прижать их к своей необъятной груди, но при взгляде на Пьера невольно воскликнула: