– Орхидея! – прошептал он. – Все не кончается на этом... Нужно думать о жизни...
Она, казалось, не слышала его слов, а он не осмелился продолжить разговор. Может быть, потому, что все, что он мог бы произнести, казалось ему пошлым и мало убедительным. Что сказать этому цветку, лишенному корней, который сумел расцвести на чужой почве, меж тем как дерево, на которое опирался, было повалено? Что могло интересовать ее в стране, где с самого ее приезда она почти не встречала симпатий?
Он продолжал думать, как ее утешить, когда карета остановилась у парадного входа в отель. Швейцар в галунах бросился отворять двери. В этот момент генеральш;» обратилась к Антуану:
– Если у вас нет лучшего занятия на сегодня, то не пообедаете ли с нами? Я перед вами в долгу.
Тон ее был таким суровым, что ему захотелось отказаться, но на этот раз Орхидея открыла глаза:
– Примите приглашение! Это будет мне приятно.
Он молча поклонился, затем спрыгнул на землю, помог сойти дамам и заплатил за фиакр, пока они входили в большой холл отеля.
Когда они подошли к дежурному спросить ключи, молодой человек в шляпе, красиво надетой на золотистые кудрявые волосы, стоявший поодаль, облокотившись на стойку, сорвал ее с себя и бросился к Орхидее:
– Вы – мадам Бланшар? Извините меня, я из газеты «Ле Матен» и хотел бы спросить вас... – Больше он не успел сказать ни слова: Антуан в три прыжка подскочил к нему, схватил за руку и увлек за цветочник с зелеными растениями.
– Не может быть и речи надоедать ей, Лартиг. Оставь ее в покое. Ей и так пришлось тяжело!
– Ты шутишь! А что мне скажет мой главный редактор, как ты думаешь? Ты даешь себе отчет? Прекрасная и таинственная китайская принцесса...
– Маньчжурская...
– Пожалуйста, пусть так. Я начинаю снова... Прекрасная и загадочная маньчжурская принцесса убивает мужа, затем бежит, затем...
– Кто тебе указал на отель «Континенталь»?
– Эта часть моего маленького секрета.
– Раз ты так хорошо осведомлен, то должен знать, что комиссар Ланжевен убежден в ее невиновности, впрочем, он только что об этом сказал! И оставил ее на свободе!
Робер Лартиг улыбнулся, что придало его круглой ангельской физиономии, с не менее круглыми голубыми глазами, еще более наивный вид. Эта наружность простака приносила ему, впрочем, немало успеха у людей простодушных и доверчивых, так как, будучи пройдохой и, как никто, коварным, он был ярым охотником за новостями, и некоторые из его репортажей составили ему довольно лестную репутацию.
– Это правда! Я тоже это знаю, – величаво заявил он. – И я не собираюсь задавать ядовитых вопросов.