В глубине души Тремэн был довольно сконфужен, и тем не менее, когда Агнес, окаменевшая от гнева, с пренебрежительно сжатыми губами, но со слезами на глазах, сурово упрекнула его за поведение, обвинив, что он поступил с ней, как «солдафон с публичной девкой», Гийом ответил со злостью, уткнувшись носом в чашку с кофе: – Публичная девка была бы более сговорчивой! Ваш пример плохой. Вы должны были бы сказать: как солдафон с молоденькой девственницей или же монашенкой во время разграбления города, взятого штурмом…
– Это меня вы взяли штурмом, меня, вашу жену!..
– Вы должны бы еще добавить: мать вашего ребенка. Драматический эффект был бы сильнее. Кроме того, мне кажется, я припоминаю, что некоторая горячность, чтоб не сказать насилие, вам нравилась…
– Может быть, но есть еще манера поведения!
– Вы извините меня, но у меня слишком ломит череп, чтобы постараться догадаться, какая была бы подходящей. После всего вышесказанного прошу у вас прощения: будьте уверены, что это не повторится, и я смогу в будущем пресечь свои животные инстинкты.
– Не преувеличивайте! Разве стало невозможным, Гийом, чтобы вы вели себя просто как любящий муж?– Это что такое, любящий муж?
– Но… это то, каким вы были до рождения Элизабет.
– Конечно, нет! Я был вашим любовником, моя красавица, намного большим, чем то, что вы желаете от меня сейчас: быть степенным, приличным мужчиной, который будет заниматься с вами любовью в твердо установленный день, особенно учитывая ваше настроение и ваше душевное состояние.
– Гийом! – вскрикнула она. – Вы не любите меня больше!
– Я, я не люблю вас? – Он посмотрел на нее в совершенном изумлении. – Откуда вы это взяли?
Она отвела глаза, чтобы скрыть слезы.
– Вы не говорили бы со мной так, если бы любили, как раньше.
– Раньше чего?
– Я… я не знаю! У меня такое впечатление, что что-то произошло. Может быть, эта дурацкая сцена, которая произошла между нами перед вашим отъездом в Гранвиль? Она вас до такой степени задела?.. Вы так злопамятны?
Искренне огорченный ее несчастным видом и охваченный, возможно, угрызениями совести, Гийом поднялся, чтобы подойти к жене, сидящей с другой стороны стола, и, наклонившись, хотел заключить ее в объятия, но она оттолкнула его:
– Я не прошу у вас утешений… или жалости!
– Что же я могу сделать тогда?
– Ничего в данный момент. Мне нужен… покой. А также нужно забыть, что произошло этой ночью.
Тремэн вновь дал ход своему гневу не без некоторого облегчения:
– Можно сказать, я совершил преступление? Расставим все по своим местам, уж если вы того хотите: этой ночью я слишком сильно вас желал, чтобы принять отказ, который вы намеревались заставить меня принять. Я овладел вами, и все тут!