– Я… Меня зовут Луи-Шарль, – сказал он. – И я не девчонка!
– Не стоило об этом и говорить. Вы совсем не похожи на девочку… даже в этом… платье! Только вы замерзли. Пойдемте со мной на кухню, там можно согреться…
Она протянула ему свою маленькую ручку, и он не колеблясь подал ей свою:
– Конечно, пойдемте. Сейчас в самом деле не жарко. А как вас зовут?
– Элизабет!.. А что с вами случилось? Вы не больны? Эти пятна…
– О! Ничего особенного, – сказал он и стал быстренько тереть щеки рукавом.– Я думаю, это краска для рисования…
Даже не посмотрев в сторону двоих мужчин, которые молча и с удивлением наблюдали за ними и не попытались их остановить, дети направились к боковому входу в дом через кухню, беседуя по дороге с вежливой почтительностью двух знатных господ благородного происхождения. Только перед тем как завернуть за угол, Луи обернулся, чтобы поприветствовать хозяина дома в очень изысканных выражениях:
– Соблаговолите простить меня! Я приветствую вас, месье Тремэн! Счастлив был с вами познакомиться…
Затем он вновь взял за руку свою милую даму, и они продолжили путь.
Гийом первый вышел из состояния оцепенения, которое было вызвано этой небольшой сценой, только что разыгравшейся перед его глазами:
– Ради всех святых, скажите мне, пожалуйста, кто этот молодой человек? И чем вы с ним занимаетесь?
– Кто он такой? Вы только что слышали сами. Его зовут Луи-Шарль. Вернее, его так зовут потому, что трудно подыскать ему сейчас более подходящее имя. Что касается того, чем мы с ним занимаемся – и он, и я, – то скажем так: мы просим вас защитить и приютить нас хотя бы на некоторое время…
– Защитить? Вас преследуют?
– Его – нет, и меня – пока нет, но это не так важно. То, что действительно существенно, это – он, его безопасность, его защита. Поймете ли вы, наконец, если я добавлю, что он должен находиться здесь, как у себя дома, и даже более, чем вы сами, и что называть его «монсеньор» – это малость по сравнению со всем остальным, что нужно для него делать? В другие времена, разумеется!
– Что вы говорите?
Внезапное озарение пронзило сознание Гийома, и он почувствовал, что бледнеет:
– Этот ребенок… он не?..
– Да! Он – король!.. Луи XVII, милостью Божией король. Франции и Наварры, еще недавно дофин и герцог Нормандский. Тот самый, которого его презренные охранники называли в тюрьме в Тампле Луи Капет, откуда нам удалось его вырвать две недели тому назад…
Последние слова, наполненные почтительным смирением, бальи прошептал, почти нагнувшись к уху Гийома, и тот ощутил их вес и значение, увидев за ними не только прошедшие века, но и эшафот. Затем вспомнил он две детские фигурки, которые шли, взявшись за руки с обычной для детей непосредственностью, позволявшей им вот так запросто сходиться друг с другом, не затрудняя себя лишними вопросами о причинах их внезапной привязанности друг к другу. То, что вместе с этим мальчиком в дом могла прийти опасность, было уже не важно с того момента, как Элизабет приняла его как друга. А он, Гийом, доверял своей интуиции.