– Ваши сомнения для меня оскорбительны. Незаметно увлекшись этой странной игрой и еще более странной, но такой прелестной женщиной, Альдо без труда придал своему голосу интонации пылкого чувства. В эту минуту он любил Эльзу, его любовь родилась из желания спасти ее любой ценой, соединенного с естественным влечением благородного сердца к прекрасному и вместе с тем несчастному созданию.
Эльза уронила голову на руки. Альдо понял, что она плачет – наверное, от волнения, – и предпочел промолчать. Спустя несколько минут она заговорила сама.
– Господи, как я была глупа и как плохо знала вас! Я боялась... я так боялась всякий раз, когда шла в Оперный театр! Я боялась, что вы испугаетесь, но мне так хотелось, так необходимо было снова вас увидеть... в последний раз.
– В последний?.. Но почему?
– Из-за моего лица. Я думала, что хотя бы испытаю счастье видеть вас, коснуться вашей руки, слышать ваш голос... А потом мы расстались бы, назначив свидание... куда я так и не пришла бы. А во время всей нашей встречи я бы отказывалась поднять кружевную мантилью, которая так хорошо меня защищала... и вызывала любопытство стольких людей!
– Что? Вы бы даже не позволили ему... мне полюбоваться вашими прекрасными глазами? Когда смотришь в них, ничего другого не видишь!..
– Что поделаешь... Наверное, я была очень глупа...
Она подняла голову, вытерла глаза маленьким платочком, потом по привычке поправила муслиновый шарф. На лице ее играла счастливая улыбка.
– Помните то стихотворение Генриха Гейне, которое вы мне читали, когда мы гуляли в Венском лесу?
– Память теперь меня подводит, – вздохнул Морозини, не так уж хорошо знавший творчество немецкого романтика и предпочитавший ему Шиллера и Гёте. – Был даже недолгий период, когда я полностью ее утратил.
Вы не могли его забыть! Он был «нашим» поэтом, как и поэтом той женщины, которой я поклоняюсь, которую чту больше всех на свете, – прибавила она, обратив увлажненный слезами взгляд к бюсту императрицы. – Посмотрим! Попробуйте вместе со мной!
У тебя есть алмазы и жемчуг,
Все, что люди привыкли искать...
Ну, что же? Такое естественное продолжение даже не приходит вам в голову?
Альдо, измученный пыткой, бессильным жестом развел руки, надеясь, что на этом его простят.
– Я еще немного продолжу, и вы вспомните, что дальше, я уверена:
Да еще есть прелестные глазки —
Милый друг! Чего больше желать?
Поскольку он по-прежнему молчал, она продолжила одна, дочитав до последней строфы:
Эти чудные глазки на сердце
Наложили мне страсти печать;
Ими, друг мой, меня ты сгубила...