– Минутку! Зачем тебе машина? Есть же моя!
Я видел, как ты подъехал, но, поскольку мне ничего не известно о твоих планах, разреши мне сосредоточиться на моих, – лицемерно произнес Морозини.
– Мне абсолютно нечего делать, разве что вернуться в Париж. Если я и мой автомобиль тебе нужны, мы – в твоем распоряжении. Кстати, почему ты в Зальцбурге?.. И что ты делал в Опере с Симоном? – добавил Адальбер, в чьих глазах вдруг мелькнул огонек подозрения. – Не идет ли, часом, речь о... о...
Он боялся договорить, тем более что лакей, верный своему образу, выходил в коридор подчеркнуто медленно и торжественно. Альдо широко улыбнулся.
– Заключай пари, и ты выиграешь! – весело сказал он. – Вот только хочешь ты этого или нет, но придется подождать до ужина. Мне действительно необходимо хорошенько помыться.
– Тебе нравится меня томить!
– Это уж слишком! Послушай, дружище, я целую неделю только и делаю, что пытаюсь хоть что-то разузнать о тебе, и моя позавчерашняя встреча с твоим драгоценным Теобальдом ничего не прояснила. Можешь гордиться им: он нем как могила!
– Ты был у меня дома?
– Блестящая догадка! Все, что я смог выяснить, допрашивая его с пристрастием, это то, что ты отправился отдыхать с дамой. Вот и ты теперь терпи до ужина.
Адальбер не стал настаивать. К удивлению друга, он страшно покраснел и поспешил ретироваться к себе в комнату.
– Как хочешь, – пробормотал он. – Встречаемся в восемь.
И дверь за ним закрылась.
Переодевшись в смокинги, друзья спустились вниз и устроились за столом в «Красной гостиной». Зальцбургский отель до такой степени демонстрировал свою приверженность имперскому режиму, что дал это название одному из двух своих ресторанов. Хорошо знавший город и «Австрийский двор», где он обычно останавливался, Адальбер взял на себя выбор блюд. И он же первым открыл огонь, пользуясь тем, что они сидели в укромном уголке полупустого зала.
– Надеюсь, ты простишь, если я нарушу предложенный тобой порядок, ведь происходившее со мной в последние месяцы не так – о, далеко не так! – увлекательно, как наши отношения с Симоном. Расскажи, умоляю, зачем вы отправились в Оперу?
Морозини, не ответив, взялся за стакан «гешприцера»[6], который здесь подавали в качестве аперитива, и это еще сильней раззадорило любопытство Адальбера.
– Ну скорей, скорей, – торопил он. – О чем вы говорили? Он напал на след опала или рубина?
– Опала. Он даже дал мне возможность им полюбоваться... издалека. Камень украшал платье дамы, столь же величественной, сколь и таинственной...
И, не заставляя больше себя упрашивать, Альдо рассказал о вечере в Опере, но не отказал себе в удовольствии как бы случайно остановиться на самом волнующем месте: когда они с Ароновым заметили, что дама в черных кружевах исчезла.