— Давайте, хлопцы, забирайте бухгалтера и рвите к машине, — приказал близнецам Воробьев и увлек всех в другую комнату, куда пули не долетали и где в углу, накрывшись подушкой, сидел финансист. Его била мелкая дрожь, страх парализовал волю. Воробьев подошел к нему и сорвал подушку. Это было неузнаваемое лицо — оказывается, страх искуснее любого хирурга делает пластические операции.
— Подъем, Гриша, и не вздумай корчить из себя инсультника, — Воробьев встряхнул Коркина.
Буханец, подхватив тяжелое кресло, и несколько раз ударил им по решетке… Когда она вместе с оконной рамой со звоном вылетела наружу, в комнату потянулись ароматы, доживающего свои последние дни сада. Близнецы потащили Коркина к окну. Буханец положил подушку на усыпанный мелкими стеклами подоконник.
— Броня, давай этого Иуду сюда! А ты, Димка, сигай вниз, примешь эту вонючую тушу… И с ним бегом к машине…Мы вас прикроем, — Воробьев механическим движением отщелкнул из пистолета обойму, убедился в наличии патронов и снова вставил ее на место…
На противоположной стороне дома звякнуло стекло и выбежавший в коридор Воробьев увидел как один из нападавших пытается залезть в узкое окно. Подошедший Буханец тоже это видел и ждал, когда в проеме покажется лицо, но его опередил Воробьев. Он рукояткой пистолета ударил по пальцам человека и тот, вскрикнув, сорвался вниз.
Автомат молчал, возможно, у стрелявшего молокососа кончились патроны и он так же, перебежками, и перекатами направлялся обратно к «роверу», чтобы заменить магазин…
Воробьев с Буханцом не стали ждать и вернулись в комнату. Она была пуста, возле кресла одиноко лежал целлофановый пакет с деньгами. Воробьев, бросив в пакет коробку с драгоценностями, подхватил его и направился к окну. Одним махом они оказались на земле, нырнули в кусты девясила, окропленного слезами осени.
Они побежали, по лицу били жесткие ветки, лапки крыжовника цепко хватали за одежду, но это уже были вполне преодолимые помехи. Всем существом они ощущали освобождение от пережитого страха, который не умаляется ни богатым опытом былых сражений, ни железной стойкостью…
Они уже были за пределами сада, вступили на хлюпающую пожню, когда позади снова зазвучали короткие автоматные очереди. У Буханца после перенесенного недавно ранения утяжелилось дыхание и он на мгновение задержал бег.
— Уже близко, вон наша машина, — подбодрил его Воробьев. — Не знаю как тебе, а мне близнецы понравились. Не кровожадные и вместе с тем реально оценивают ситуацию.
— Что ты хочешь — современная молодежь, прагматики… Я сейчас за одну затяжку отдал бы получку и два выходных, — Буханец расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, ему казалось, что она мешает дышать полной грудью…