— Кто его знает, почему он не звонил? — беззаботно отвечал Тавиш. — Может быть, они уже выиграли пари?
Я как-то об этом и не подумала. И Тавиш прав, здесь я больше не нужна. Я чуть не свихнулась, прошерстив все до одной системы, пытаясь раздобыть какие-нибудь материалы, связанные с Лоренсом. Но, кроме той несчастной записки, так ничего и не нашла. Хотя эта самая «стоянка» и могла быть нелегальной. Имея на руках одну-единственную записку, я не могла пока доказать, что именно он подталкивает банк на участие в своих играх. Не могла я и проконсультироваться по этому вопросу с Тором, поскольку вообще не знала, где он и что с ним. Поблагодарив Тавиша за звонок, я повесила трубку и застыла в задумчивости. Потом поднялась, выключила в квартире свет и стала размышлять.
Я прекрасно понимала, что меня тревожит. Спустя четыре месяца после той ночи в опере я снова сижу здесь в одиночестве и смотрю вовсе не на голую стенку напротив — нет, я смотрю на руины собственной жизни. Я ограбила пару банков, помогла в создании скорее всего нелегального государства, не говоря уже о незаконном проникновении в святая-святых финансового бизнеса. Я разнесла в клочья свою карьеру и переспала со своим лучшим другом, наставником и соперником, который после трех месяцев пребывания в неизвестности вдруг позвал меня к себе. Ощущение было такое, словно сама жизнь нанесла безжалостный удар. И если это именно те волнения и переживания, которые постоянно пыталась навязать мне Джорджиан, то благодарю покорно, предпочту вернуться в белоснежную утробу сотворённого мною убежища, которое Тору угодно было именовать мавзолеем. По крайней мере я была уверена, что в нем безопасно.
Понимала я и то, что сожалеть о содеянном слишком поздно, обратного пути нет, несмотря на то, что совсем не знала, как себя вести с Тором, когда я наконец доберусь до Греции. Судя по всему, пари я проиграла. Тавиш сказал, что эти облигации отозваны, но никто не отозвал меня. Абсолютно ясно, что Тор попросту не нуждается в услугах со стороны конкурента.
И все же самым худшим во всей этой мешанине мыслей и чувств было ощущение того, что из-за проклятого пари я потеряла все, что прежде составляло основу моей жизни. Она была сметена в одно мгновение, и в ней не осталось ничего, кроме Тора и билета на самолёт в Грецию. Я ещё долго сидела в темноте, а потом достала из стоявшей передо мною хрустальной шкатулки спичку и зажгла её. Глядя, как она медленно сгорает в темноте, представляла себе пылающий мост. И лицо моё осветилось улыбкой.
Нос нашего катера рассекал кристальную поверхность моря, чьи сверкавшие на солнце волны, словно драгоценные ленты, оплетали редкую цепочку скалистых островков. Но вот они остались позади, и над нами выросла тёмная остроконечная громада Омфаллоса. Его зазубренные лавовые утёсы сверкали мириадами бриллиантов, когда их покрывали брызги от волн, разбивавшихся о подножие скал.