– И чего же мы ждем от этой беседы? – хмуро спросил он.
– Да, боюсь, ничего, – вздохнул я. – Но язык ведь служит для того, чтобы им пользоваться, не так ли?
Он пожал плечами.
– Мое время дорого, – буркнул он.
И произнеся эти решительные слова, извлеченные из сборника истин для мудро управляемых предприятий, он круто повернулся на своих каблуках и исчез за гардиной, без лишних церемоний*
– Ну и вот, – сказала Эстер.
Больше она не усмехалась. Ее голос изменился. Побледневшая, усталая, она обхватила руками голову и зашептала:
– Одни неприятные сцены... одни...
По ее телу пробежала дрожь, и она тихо заплакала. Подойдя, я похлопывал ее по плечу и нашептывал всякие утешения, но весьма безуспешно, Наконец она затихла, нашла платок, вытерла слезы и в паузе между всхлипом и тяжелым вздохом пожаловалась мне, что все эти неприятности ее издергали, что ее нервы на пределе.
И все такое прочее. Я плеснул в ее стакан немного воды, заставил выпить, а себя вознаградил аперитивом, чтобы смягчить удар. Немного переждав, я сказал:
– Послушайте, Алиса. Отныне вы моя клиентка. Что мне надлежит предпринять? Имей я чуть больше сведений, это бы очень помогло в направлении... Но, может быть, всем тяжело продолжать этот разговор?
Она ответила не сразу. Наконец сказала:
– Да. У меня нет сил. Но приходите снова. Приходите, когда захотите. Мне бы хотелось, чтобы вы посещали меня почаще. Из сострадания к той, кем стала Алиса...
– Это письмо...
– Я поищу его... Не может быть, чтобы я его затеряла... Я его обязательно найду...
– Конечно, – живо поддержал ее я.
Она снова начинала заламывать себе пальцы. Мне было бы трудно еще раз выдержать это зрелище.
– И я охотно зайду еще раз, но мне кажется, что ваш брат... гм...
Она горько улыбнулась:
– Сейчас на дворе не 1930 год.
Она пригладила свои волосы там, где их плотное черное руно укрывало раны от ожогов.
– И с годами я оплатила право самой выбирать себе друзей. Уж не боитесь ли вы?
– Вашего брата?
– Да.
– Послушайте...
– Так вы загляните снова? Точно?
– Точно.
– И не задерживайтесь. У меня такое ощущение, что дни мои сочтены. У меня больное сердце, – добавила она томным голосом. – Подождите. Вы слышите, как оно бьется... так сильно... так сильно...
Она схватила мою руку и прижала к левой груди. Классический прием. В замешательстве я ее отдернул, хотя от нее, по-видимому, ждали упражнений по исследованию сердцебиения.
Эстер проводила меня до лестницы. Мы проходили мимо библиотеки, в открытых дверях которой я заметил человека, который рассматривал стоящие на полках книги. Шум наших шагов заставил его обернуться.